Обе графини кивнули, и прелат жестом велел освободить помещение.
Люди медленно повалили из зала, громко обсуждая случившееся. Когда вышел последний гость, слуга плотно закрыл двери.
Бальсарени повернулся к Альмодис.
— Теперь ваша очередь, графиня.
Альмодис заговорила уже спокойнее, хотя в голосе ее звучало неприкрытое торжество:
— Вы можете мне верить или не верить, но я люблю вашего внука, и у вас нет права меня судить. Рано или поздно церкви придется уступить. Так всегда случалось, когда речь шла о государственных делах, и тогда у нас уже не будет нужды в вашем заступничестве. Как бы вам не пришлось пожалеть о том, что вы отвергли столь щедрое предложение. В конце концов, вы тоже не вечны. Когда-нибудь вы умрете, и ваши графства перейдут к Рамону, хотите вы того или нет. Подданные прекрасно знают, что для них лучше, а ваш внук сможет сохранить средства, которые иначе были бы потрачены на бесконечные мессы за спасение вашей грешной души, безнадежно отравленной ненавистью.
— Итак, сеньора, я так понимаю, вы отказываетесь покинуть ложе моего внука, — подвела итоги Эрмезинда. — Ну что ж, поступайте, как знаете. И передайте Рамону, пусть он не беспокоится и отдаст эти манкусо вам. Мне они ни к чему, а вы можете открыть на них бордель в любом городе Септимании. Там вам самое место. Как говорится, каждой пташке — свое гнездо!
— Вы несчастная женщина и к тому же невыносимая! — взорвалась Альмодис. — Я искала мира, но вам, видимо, нужна ссора. Вы оскорбили меня, когда я хотела вам помочь, но не понимаете, чем это может быть чревато для вас и графства. Ну что ж, скажу вам правду: у нас скоро родится сын, но по вашей милости один из Беренгеров окажется незаконнорожденным, сыном греха. И когда малыш подрастет, мать объяснит ему, что этим клеймом, наложенным на него еще до рождения, он обязан родной прабабке. Ваш правнук, в жилах которого течет кровь Беренгеров и Каркассонов, будет сыном блудницы и шлюхи, как вы меня называете. Но в конце концов сын шлюхи унаследует все: и Жирону, и Осону, и Барселону. Sic transit gloria mundi [23]
, как говорится. Хорошо смеется тот, кто смеется последним, сеньора.Епископ побледнел, Роже де Тоэни вскочил, хватаясь за пустые ножны и позабыв, что в них нет меча. В довершение всего, один из писарей потерял сознание и падая опрокинул пюпитр, залив чернилами все пергаменты.
49
Душа Берната Монкузи утратила мир и покой. В глазах его стоял кровавый туман, гнев и похоть терзали душу, не давая покоя ни днем, ни ночью. Рассвет заставал его, измученного бессонницей, на смятых простынях огромного ложа. Напрасно Галеви прописывал ему настойку опия и маковый отвар. Каждый вечер он покрывался холодным потом при мысли о том, что, возможно, в эту ночь он умрет, и тогда его душа будет обречена на вечные муки. Грех Онана слишком укоренился в его привычках, Бернат Монкузи пытался с ним бороться, но все равно каждый вечер открывал потайное окошко и любовался видом обнаженного тела падчерицы.
На следующий день после того памятного открытия он отправил Лайю вместе с ее рабыней в дальнее поместье, а сам пробрался в ее спальню и принялся рыться в вещах девушки. Ему не потребовалось много времени, чтобы найти шкатулку. Он вскрыл ее дрожащими руками и стал читать письма. С первых же слов он едва не лишился дара речи от негодования. Перечитав письма по нескольку раз, он вернул их на прежнее место.
Заперев шкатулку, он убрал ее в ящик и удалился к себе в кабинет — обдумать, что предпринять. Жадность боролась в его душе с ревностью, он боялся дать волю гневу, чтобы не совершить ошибку. Марти Барбани уже стал неплохим источником дохода. Внутреннее чутье подсказывало, что через пару лет этот молодой человек принесет существенную прибыль.
А главное — со временем прибыль может стать баснословной, если действовать благоразумно. Нет, определенно нет. Бернат Монкузи не станет тем человеком, который лишит Марти Барбани всех надежд. Он уже замыслил план, чтобы не лишить себя денег. Во-первых, Лайя должна сама отдалиться от Марти, так чтобы тот не затаил обиду на ее отчима. Пусть он решит, что для девушки эти чувства были лишь мимолетным капризом, а после долгой разлуки она к нему охладела. Трудность заключалась в том, чтобы девушка лично отправила подобное письмо. Нужно убедить ее послушаться, уговорами или силой.
Он решил, что стоит воспользоваться отсутствием молодого человека, чтобы осуществить план. Нужно заняться этим сегодня же вечером, пока она не успела попросить у кого-нибудь совета.
Лайя вместе с Аишей отправилась в церковь Святого архангела Михаила в новом подаренном отчимом паланкине. Затем девушкам предстояло доставить письмо Берната в дом за пределами Кастельнау. Аиша, с разрешения командира стражи, которому Бернат дал четкие указания, отпросилась сбегать на рынок, чтобы встретиться там с Омаром и узнать, нет ли новых писем от Марти, а если есть, то она собиралась, как обычно, спрятать их под одеждой, чтобы вечером передать своей хозяйке и подруге.