Я помню...

Однако вся эта история оказала на меня определенное воздействие. Занимаясь своей диссертацией сравнительно беззаботно, в свободное от преподавательской и общественной работы время, я понял, что уделяю ей маловато внимания. Пришлось пересмотреть свое время, кое-чем пренебречь и налечь на диссертацию. Мне частенько просто везло. В то время ни я, ни кто-либо другой не представляли себе, какой объем материала должна была включать диссертация. Никаких инструкций (которых теперь множество) тогда не существовало, и мне самому предстояло решить вопрос о ее содержании и объеме.

Между тем объем моей педагогической работы отнюдь не уменьшался, а, наоборот, даже показывал тенденцию к возрастанию. Не уменьшалась и общественная работа. Помимо химического факультета Политехнического института, мне приходилось много работать и в университете. В то время туда был назначен ректором Л.А.Маньковский, икапист (Институт красной профессуры), я бы теперь сказал, несколько «попорченный» излишним изучением Гегеля и гегелианства. Он стал присматриваться ко мне и требовал, чтобы я занимался не экспериментальными исследованиями, а философией. Он приглашал меня к себе и рассказывал о том и сем, особенно о категориях Гегеля: качестве, количестве, мере, сущности, явлении и действительности и толкал меня, чтобы я всю химию рассмотрел с точки зрения диалектики Гегеля. В университете у меня была довольно большая нагрузка. Неорганическую химию я, правда, передал уже целиком С.И.Дьячковскому, зато подоспела физическая химия. На химфаке университета появились видные профессора. Зав. кафедрой физической химии был А.Ф.Капустинский⁶⁴. Органическую химию читал А.Д.Петров. Среди физиков университета появились крупные ученые А.А.Андронов, М.Т.Грехова, К.А.Путилов⁶⁵ и другие.

Так как А.Ф.Капустинский приезжал к нам раз в месяц, вся текущая работа по кафедре физической химии легла на меня. Так случилось, что А.Ф.Капустинский был командирован на полгода в США (к Льюису в Калифорнию), и я остался один, отвечая и за лекции, и за разные занятия. В Политехническом институте я продолжал заведовать лабораторией физической химии и получил поручение читать коллоидную химию. Кроме всего этого, приходилось читать отдельные курсы и в других вузах Н.Новгорода (Горького), да еще ездить в Дзержинск читать в Химическом техникуме физическую химию. Много времени отнимали и публичные лекции, которые приходилось постоянно читать то в Сормове, то в Канавине, то еще где-нибудь.

Все это мало способствовало успешному завершению диссертации. Да и посоветоваться о ней в Горьком было фактически не с кем. Как-то я поехал в Москву, зашел в Институт, с которым была связана отчасти моя работа, и получил совет и разрешение проконсультироваться с видными учеными Москвы. Я решил использовать этот «ход». В 1932 г. (кажется, когда директором Нижегородского ХТИ был А.А.Мухамедов, о котором я упомяну несколько ниже), к нам в Н. Новгород приехал (проездом из Перми) А.Н.Бах⁶⁶, сопровождаемый целой группой знакомых (своих). Естественно, узнав об этом, мы с Мухамедовым отправились на пристань и встретили Баха. Я тогда познакомился с ним и по его просьбе пытался помочь ему достать билеты на поезд для всей его оравы в Москву. Сам А.Н. Бах, как член ЦИК СССР, конечно, легко мог достать себе билет. А вот его спутники ничего не могли поделать. Билетов не было, очередь на следующие дни была огромной. Тут сам А.Н.Бах подал мне пример. Вместе с ним мы пошли к кассе, и он с моей помощью (а главным образом с помощью своего ЦИКовского удостоверения) постепенно достал все требуемые билеты. В связи с этим, А.Н Бах настоятельно пригласил меня к себе в Карповский институт, обещая всяческую помощь в моей диссертационной работе. Это было, конечно, весьма важно.

В это же время, по общественной линии, я имел возможность встречаться с А.Н.Бахом. Я был выбран ответственным секретарем Горьковского отделения ВАРНИТСО и изредка вызывался в Москву на заседания Пленумов и другие этого общества.