Я помню...

У меня записано, что в 1950 г. я провел в Доронже все лето. То же самое и в 1951 г. Мы с братом Павлом решили, что дом надо ремонтировать и, прежде всего, сделать новую крышу. Мы купили дранку и, кажется, в 1951 г. перекрыли дом. Течь, конечно, сразу прекратилось, и дом стал более пригодным для жилья. В дальнейшем мы решили уничтожить заднюю пристройку к избе, которая совершенно развалилась и к тому же была рассадником множества мух вследствие того, что здесь много лет содержалась коза. Нужен был материал для того, чтобы заменить развалины. Мы с братом Павлом обратились в колхоз и получили требуемый материал, правда, не полностью. В процессе хлопот о материале насмотрелся я на нравы и обычаи, которые господствовали в колхозе. Не стоит писать об этом.

В результате усилий и затрат довольно значительных сумм, как неожиданно оказалось, нам удалось выстроить на месте бывшей развалины задней избы маленькую, низкую пристройку с одним окном, но рубленую, одним словом, летнюю комнату. В ней мы проводили значительную часть времени в ненастье, здесь же мы и спали. Наконец-то изба была более или менее приведена в порядок. Соседи Воронковы нещадно воровали материал и так нахально, что оставалось только удивляться. Вот бандитские нравы!

Конечно, не только этими заботами было заполнено наше время в Доронже. Почти ежедневным нашим занятием стали походы за грибами. Далеко мы не ходили. Обыкновенно шли на запад, где в то время были еще неплохие грибные лесочки. Мы шли на запад по дороге в небольшие перелески, доходили до березняка, где росли белые грибы, обходили хорошо знакомые ельнички, березнячки и возвращались часа через два. Моя покойная мать не любила многие сорта грибов, хотя они были вполне съедобными и вкусными. Она выросла на севере, где грибами считались белые грибы, признавались и черные грибы — подберезовики, подосиновики, маслята, а в качестве соленья предпочитались грузди, подгруздки, волнушки, хорошие сыроежки. Остальные грибы — лисички, валуи и прочие, которых было много, мать обычно выкидывала. Она каждый день разбирала и сортировала нашу добычу, сушила, мочила и солила другие грибы. Мы почти ежедневно лакомились жареными грибами. Иногда же мы совершали и очень дальние походы. Там было куда больше грибов и хороших.

Кроме походов за грибами, мы нередко ходили на реку Меру. В то время еще не существовало Городецкой плотины, и Мера была нормальной небольшой рекой. Рыбы в ней было немного, но надо было знать места и выбирать нужное время для ловли. Редковато рыбная ловля нам удавалась, обычно дело ограничивалось добычей, пригодной для кошки. Но иногда, бывало, мы налавливали на хорошую поджарку. Рыбу в Мере вывели браконьеры, которые устраивали в бочагах взрывы, ловили бреднями и всякими другими путями. Они приезжали из Кинешмы с настоящим оборудованием. В то время борьбы с ними не было. Конечно, мы ловили рыбу удочками только для удовольствия посидеть где-нибудь в тихом укромном месте, где течение было небольшое, и к тому же — покормить комаров. Иногда мы просто гуляли по лесу или по берегу реки, в общем красивой. Так и протекал в Доронже наш отпуск. Бывали, впрочем, и исключения. Однажды брат Павел приехал в Доронжу на машине, которую он купил. Мы, пользуясь этим, совершали небольшие путешествия, ездили в Кинешму, ездили в имение А.Н.Островского и т. д.

Отдых в Доронже был в общем довольно приятным. Тишина, прекрасная природа, походы на р. Меру за рыбой, походы за грибами и ягодами, простое питание — все это то самое, что было необходимо мне, ведущему сидячий образ жизни в Москве и ожиревшему уже в начале 50-х годов.

К сожалению, мать не пожила долго. Она заболела раком и умерла в 1959 году. Через несколько лет умер от рака и брат Павел в Горьком.

В дальнейшем я уже не бывал в Доронже. Отдыхать приходилось либо в Кисловодске, либо другими путями — поездками на пароходе Москва-Ленинград-Москва или по Волге.

Отдых — дело обычно памятное. После 10 месяцев напряженной работы, беготни, лекций, заседаний, неприятностей и прочего приятно отвлечься на два месяца от всяких дел. Но удивительно, я пытаюсь воспроизвести приятные встречи, удовольствия отдыха и вспоминаю лишь отрывки, притом случайные. Плохо быть стариком и писать воспоминания. Все старое, что пережито в детстве, в ранней молодости, в начале жизни, я хорошо помню, и чем ближе к концу, тем все меньше и меньше воспоминаний. А ведь я жил полнокровной жизнью в эти годы и полнокровно отдыхал, чтобы снова взяться за тяжелые и разнохарактерные дела. Придется, видно, если доживу, дополнительно записывать то, что вспомнится в дальнейшем, относящееся к этим годам.

Реорганизация Института