Читаем Я помню... полностью

При всем этом мне пришлось переживать в эти годы крупные неприятности. Прежде всего, из-за расширения контингента аспирантуры и докторантуры АН СССР, мне вдруг было предъявлено требование выселиться из аспирантского общежития на Малой Бронной улице. Управление делами, конечно, выполняло указание ЦК об обеспечении вновь поступавших аспирантов, жильем. Когда я отказался выехать из общежития неизвестно куда, мои вещи (в мое отсутствие) дважды выносились из занимавшихся мною комнат в коридор. Мне приходилось ходить к прокурору, в Моссовет и в другие инстанции, где меня, в общем, поддержали, и в конце концов мне была предоставлена квартира на Беговой улице. Но нервотрепки с этим выселением было сверхдостаточно. Я до сих пор с возмущением вспоминаю об этом чисто бюрократическом решении проблемы жилья. Но вот, наконец, я с семьей переехал на Беговую улицу в небольшой домик на углу с Хорошевским шоссе в нижнем этаже. Были и другие неприятности личного характера. Однако разнохарактерная работа моя продолжалась.

<p>Отдых и другие дела на рубеже 40-х и 50-х гг</p>

Вернувшись с фронта, я, выбирая более или менее свободную неделю, отправлялся в Доронжу, чтобы навестить мать. Вначале это удавалось редко. Доронжа — погост в 12 км от Кинешмы на север, за Волгой. Погост с церковью и несколькими избами стоял на берегу глубокого оврага, по дну которого протекал ручей, впадающий в р. Меру в километре от Доронжи. На той стороне оврага была расположена довольно большая деревня Патракейка, где в те времена было правление колхоза и сельсовет. Избушка, в которой жила мать, была почти на краю Доронжи, на берегу другого, более мелкого оврага, заросшего малинником. Еще ближе к этому оврагу стояла новая изба Андрея Воронкова — бежавшего в свое время антоновца из Тамбовской губернии. Он женился на первой попавшейся женщине, болевшей сифилисом и в то время — безносой. Семья эта жила, что называется, себе на уме, в колхоз не вступала, но жили прекрасно.

Изба, в которой жила мать, принадлежала в свое время матери жены Воронкова. Этой избе было более 100 лет, она, правда, в свое время была построена добротно и поэтому не покосилась. Но крыша (дранка) после войны совершенно сгнила и текла в нескольких местах, так что загнивала и стена в нескольких местах.

В избе было три комнаты — большая с русской печью и две сравнительно небольших, бывших парадных. Одна из них — зало, левее которого была отгорожена маленькая комната, служившая спальней. Пол избы также был старым, с большими щелями.

После смерти отца и гибели моего брата Александра на фронте мать жила совершенно одна. У нее был небольшой огород, и она держала козу, которая размещалась в задней пристройке к избе, служившей ранее летним помещением. Пристройка эта полуразрушилась, ее задняя стена падала и была подперта бревнами. Чердак над пристройкой служил сеновалом. Летом на этом сеновале я и спал.

Пока я был на фронте и работал в первые годы после фронта в Министерстве высшего образования, я не имел возможности сколько-нибудь часто навещать мать. Ей несколько помогал брат Павел, который жил в Горьком и работал стеклодувом на Химическом комбинате в Дзержинске. Жила моя мать совершенно одиноко и, несомненно, скучала. Она всегда была рада нашему приезду.

Я уже не помню, конечно, когда именно я приезжал к матери в конце 40-х годов, но с начала 50-х годов я приезжал в Доронжу на весь отпуск. Обычно мы списывались с братом Павлом и приезжали вместе, я с сыном Сергеем, а он — Валерием. Мы выполняли всякую хозяйственную работу, заготовляли дрова и кололи их так, чтобы зимой не надо было трудиться и каждый день колоть дрова. Мы косили и сушили сено, наполнив им сеновал, и т. д. Конечно, более всего мы проводили время, отдыхая, ходили по лесам за грибами, ходили на Меру удить рыбу и купаться и т. д. Природа вблизи Доронжи была прекрасной. Иногда мы ходили пешком в Кинешму за разными покупками и по другим делам.

Помнится, что в некоторые годы летом мне удавалось на месяц съездить в Кисловодск в санаторий имени М.Горького и там немного подлечиться. Там я заводил новые знакомства и с учеными, и с другими людьми, например, с П.Н.Федосеевым59, с Д.Ойстрахом и многими другими. Но, конечно, отдых в Доронже был куда плодотворнее и лучше для здоровья.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное