Я – посланник

В общем, коробка с будильником стоит на стойке.

Внутри тикает.

– Все, естественно, боятся к ней прикоснуться, – говорит Одри. – А вдруг там бомба? – Она шлепает карту на стол. – И вот они звонят Большому Боссу, а тот обсирается со страху – не знаю отчего, может, он втихую трахал секретаршу, а тут решил, что жена пронюхала и захотела взорвать его вместе с любовницей…

Одри делает театральную паузу, – мы завороженно слушаем.

– В общем, они эвакуировали здание, вызвали спец-отряд по обезвреживанию бомб, полицию – короче, всех, кого могли. В результате подрывники прибыли. Открыли коробку. И тут будильник как зазвонит!!!

Одри качает головой под общий хохот. И подытоживает:

– В общем, ее уволили еще до выхода на работу…

История заканчивается, а я наблюдаю за Ричи.

Очень хочется подколоть его. Вывести из равновесия. Извлечь из комфортной дружеской обстановки – и пересадить на пустую ночную кухню. И если у меня получится, я увижу настоящего Ричи, – а не такого, каким он кажется со стороны. Нужно просто подгадать время.

И вот она, удобная минута. Ричи приглашает всех сыграть в карты у него дома через пару дней.

– Ближе к восьми, хорошо?

Все соглашаются. Мы начинаем прощаться, и я говорю:

– Заодно покажешь радиоприемник.

Я делаю над собой усилие – нужно быть жестким и расчетливым.

– Ночные программы – это круто, правда?

Ричи взглядывает на меня:

– Эд, ты о чем?

– Да ни о чем конкретном, – беззаботно отвечаю я.

И решаю не развивать дальше тему – потому что добился, чего хотел. На лице моего друга снова промелькнуло страдальческое выражение. Теперь понятно, как выглядит и что чувствует Ричи, когда сидит на кухне в мертвенном свете лампы.

Я вглядываюсь во тьму его глаз. Пытаюсь отыскать настоящего Ричи – он ведь там, внутри, бродит по лабиринту безымянных пустых улиц. Один. Улицы меняются и кружатся вокруг него, заманивая все глубже и глубже, но Ричи продолжает идти – тем же шагом. Ничего не замечая.

– Оно ждет, – говорит тот, шагающий через лабиринт Ричи, когда я подхожу поближе.

Нужно спросить. Задать вопрос:

– Что ждет, Ричи?

Сначала он просто идет, не сбавляя шага. И только посмотрев под ноги, я понимаю – мы никуда не движемся. Это мир вокруг нас движется – улицы, воздух, темные пятна облаков на этом нездешнем, внутреннем небе.

А мы с Ричи стоим на месте.

– Оно где-то здесь, – воображаю я ответ. – Где-то поблизости.

Теперь он идет, явно с намерением куда-то прийти.

– Оно хочет, чтобы я его нашел. Хочет, чтобы я его взял.

И тут мир вокруг нас замирает.

Я это ясно вижу в глазах Ричи.

И там, внутри, я спрашиваю:

– Так что тебя ждет, Ричи?

Хотя я знаю что.

Можно было даже вопроса не задавать.

Остается надеяться, что Ричи найдет его сам.

Все уже ушли, и мы со Швейцаром пьем кофе. Где-то через полчаса в дверь стучат.

«Ричи, не иначе», – думаю я.

Швейцар, мне кажется, кивает, соглашаясь с гипотезой. Я иду открывать.

– Здравствуй снова, Ричи! Забыл что-то?

– Нет.

Он заходит, и мы садимся на кухне.

– Кофе?

– Нет.

– Чаю?

– Нет.

– Пива?

– Нет.

– Слушай, тебе не угодишь…

На это он не отвечает. А потом смотрит на меня и жестко так спрашивает:

– Ты за мной следил?

Я твердо смотрю ему в глаза и говорю:

– Я вообще за всеми слежу.

Ричи засовывает руки в карманы и ежится:

– А ты, часом, не извращенец?

Интересно, ведь Софи то же самое сказала. Я пожимаю плечами:

– Ну, не больше, чем все остальные.

– А ты можешь перестать делать… это?

– Нет.

– Это почему? – придвигается он ко мне.

– Потому что не могу.

Ричи, похоже, думает, что я его дурачу. Черные глаза спрашивают: «Как насчет того, чтобы объясниться?» Ну что ж, правду так правду.

Я иду в спальню и вытаскиваю карты из ящика комода. Они шлепаются на стол перед моим другом.

– Помнишь, мне в сентябре прислали карту по почте? Я сказал, что выкинул ее. Так вот, я соврал.

Речь изливается из меня плавно. Я смотрю Ричи в глаза.

– И ты на одной из карт. Я должен доставить тебе послание.

– Ты… уверен?

Он пытается убедить меня, что это какая-то ошибка, но я твердо стою на своем. Только качаю головой – нет, мол. Подмышки, кстати, взмокли.

– Это ты, – убежденно сообщаю я.

– Но почему?

Ричи смотрит умоляюще, но я не должен поддаваться жалости. Нельзя позволить ему снова провалиться в этот черный лабиринт, где в темном доме есть темная комната, в которой на полу валяется, растоптанная, его гордость. Поэтому я продолжаю холодным, сухим голосом:

– Ричи, посмотри на себя. Тебе не стыдно?

Он смотрит на меня так, словно я только что пристрелил его собаку. Или сообщил о скоропостижной смерти матери.

Каждую ночь он сидит на куше и слушает радио. И неважно, что говорят ведущие. Слова всегда – одни и те же. Те самые, что я сейчас произнес. Мы оба это знаем.

Ричи буравит взглядом стол.

А я смотрю в какую-то точку у него над плечом.

Мы оба сидим и думаем над тем, что я только что произнес. Ричи, правда, сидит с обиженным видом.

Заседание наше друг напротив друга продолжается довольно долго. Прерывает его знакомая вонь – в кухню заходит Швейцар.