Я потрогал её

– Его звали…впрочем, не суть, как его звали, – начала свой рассказ Каролина. – В то время, когда мы познакомились, я с ума сходила от современного искусства. Это случилось в одной картинной галерее. Я стояла и ломала голову над синим матрасом, висящим на стене. Матрас был облит синей глянцевой краской. Это была работа какого-то мало известного художника, и я никак не могла понять, что же этот художник хотел выразить. «Правда хочется прилечь?» Я не заметила, что кто-то рядом со мной тоже смотрит на этот матрас. Это было правдой. Матрас манил своей яркостью. «Хочется, жаль, что не получится», ответила я. Парень, заговоривший со мной, улыбнулся. «Вы пытаетесь понять, в чем смысл работы, так ведь?» «Пытаюсь», – ответила я. «Открою вам секрет. На самом деле никакого смысла нет, я знаком с этим художником, и он рассказал мне, что у него просто было пару литров краски и матрас. Ему было скучно, и он облил его краской. Вот и весь смысл». Я подумала, что он шутит, но он говорил серьезно. Мы прошлись с ним и посмотрели еще некоторые экспонаты. Он много знал о том, что касалось современного искусства. Его эрудиция и познания изумили меня. Не стану скрывать, что влюбилась я почти сразу же. Потом он пригласил меня на свидание. На следующий день мы гуляли, много общались, он поделился тем, что сам рисует…

– То есть ты встречалась с художником? – прервал я Каролину.

– Не совсем. Ты сейчас поймешь.

– Прости, продолжай. Не буду перебивать.

– Так вот. На самом деле, никаким художником он не был.

Каролина продолжала рассказ, но было заметно, что разговор начинает становиться для нее неприятным.

– Он рисовал картины, «шедевры», как он их сам называл. Его техника была необычной, в какой-то степени даже удивительной. Он боялся, что я испугаюсь. Но я не испугалась. Наоборот, меня это взволновало и удивило, поэтому, когда он предложил мне стать его натурщицей, я согласилась.

На этой части рассказа Каролина прервалась. Она завернулась в одеяло и подошла к окну. Свое повествование она продолжала, стоя ко мне спиной.

– Так вот, я стала его натурщицей. Поначалу мне казалось, что я являюсь частью рождения чего-то прекрасного. Он укладывал меня в одной позе, и запрещал хоть как-то шевелиться, разве что дышать, и то неглубоко. И не дай боже мне пошевелиться – лавины криков и ругательств незамедлительно обрушивались на меня. И я лежала. Голая. С разведенными ногами и с перекошенными от усталости лицом. Он брал холст в подрамнике, отходил с ним в другой конец комнаты, ставил холст перед собой и снимал штаны. Его член, его «кисть», был уже наготове. Он мастурбировал до тех пор, пока тот не взрывался спермой, которая в итоге орошала холст. Порой это могло длиться часами. А я лежала и смотрела. Случалось, что он просто опускал руки, закатывал глаза, и продолжить творить просил меня…

Ее слова становились влажными. Мне не было видно ее лица, но я понимал, что, если оно еще не стало сырым от слез, то вскоре это случится. Я встал с кровати и быстро подошел к Каролине, попытался приобнять ее, но она отдернула плечи, словно их коснулись не мои руки, а лапы огромного паука.

– Подожди, дай мне договорить, ты же так хотел услышать мою историю.

Она села на край кровати, теперь стало видно профиль ее лица. Я стоял, облокотившись на подоконник, голый и растерянный, а Каролина продолжала:

– Чтобы ты понимал, мое позирование и его пыхтение над холстом – это единственное, что было между нами в интимном плане. Но он был добр ко мне, а потому, я не сильно была озабоченна отсутствием между нами полноценного секса. Я была воспитана в семье, где слово «секс» было под запретом, а если родители все же и занимались им, то за глухими шторами в кромешной темноте, вгрызшись зубами в подушку. Так мне кажется. Я продолжу. Картины он выставлял вокруг нашей кровати. Вонь в спальне стояла ужасная, приходилось почти всегда держать окна открытыми. Но ко всему можно привыкнуть. И я привыкла. У него была мечта – устроить выставку. Идея была следующей. На трех стенах должны были быть развешены тринадцать работ: по шесть на боковых и одна на стене по центру. Те полотна, что расположены по бокам, подсвечивались бы поочередно включающимися неоновыми лампами. Когда лампа не горит, полотно выглядит просто как обычный заключенный в раму холст. Но стоит ей загореться, как становится виден узор, что оставила засохшая сперма.

Она рассказывала об этом во всех подробностях, и становилось понятно, что эту «мечту» своего бывшего партнера она слышала не раз. И все же, рассказывая, она оставалась напряженной. Было видно, как мучительно воспоминания даются ей. Был напряжен и я, а в горле стоял ком.