Я, Потрошитель

Он указал на вещи убитой, аккуратно разложенные, словно для показа, рядом с ногами в грубой обуви, между ними и забором. Я записал в блокнот то, что увидел: расчески, сломанная и целая, кусок муслина, который, предположил я, эти дамы используют в качестве платка, чтобы вытирать жидкости, неизбежные в их ремесле. Возле головы лежал смятый конверт.

– Весьма аккуратно, – заметил я.

– Возможно, у этого типа тяга к совершенству.

– Определенно, он идеально поработал со средней частью тела.

– Да, это точно.

Тут не было никаких сомнений. Я избавлю читателя и самого себя он повторения описания увечий (смотри предыдущую главу, дневник).

– Страшно смотреть, – признался я. – Несомненно, этот тип сумасшедший.

– Не пожелаешь встречи с ним в темном переулке. Если в руке нет «Уэбли» с полным барабаном[11].

Тут к нам присоединился третий.

– Сэр, вы доктор Филлипс? – спросил Чандлер.

– Да, да… О Господи, только посмотрите на это!

Полицейский врач был потрясен кровавым зрелищем, как это было бы с любым.

Джордж Багстер Филлипс из отделения «Эйч» полиции Большого Лондона, специалист по убийствам, отстранив меня, приблизился к телу, изучая подробности. Судя по всему, он предположил, что я еще один полицейский в штатском, а Чандлера настолько смутило появление старшего по чину, что он не представил меня. Между тем стали подходить и другие полицейские, чтобы посмотреть на труп. Они топали своими тяжелыми черными башмаками, приминая все, на что наступали, изображая кипучую деятельность, однако на самом деле они не столько искали улики, сколько уничтожали следы на месте преступления. Констебли были похожи на свиней в загоне, толкающихся, чтобы первым добраться до корыта. Начальник тщетно пытался навести хоть какой-нибудь порядок.

– Так, так, ребята, работаем тщательно, работаем организованно, не топчем место преступления. Нам нужны улики.

– А это уже что-то, – сказал Чандлер.

Нагнувшись, он подобрал конверт, на котором было написано: «Сассекский полк». Это первый прорыв! И я был тому свидетелем.

– Отличная работа, Чандлер, – похвалил начальник. – А теперь и вы, остальные, делайте то же самое!

Ну, на мой взгляд, не требовалось семи пядей во лбу, чтобы заметить лежащий на земле конверт, однако Чандлер, похоже, был так доволен вниманием начальства, что опять забыл объяснить, кто я такой и что здесь делаю.

Приблизительно в это же самое время доктор Филлипс поднялся с корточек, записывая что-то в блокнот.

– Сэр, – спросил я, – у нас есть время смерти?

– Тело холодное, за исключением тех мест, где контактировало с землей, поэтому я бы определил время смерти как половина пятого утра. Окоченение уже началось.

– Есть какие-либо интересные детали?

– Я заметил ссадины на одном пальце. Палец не сломан, но распух и посинел. На нем видны следы от колец, так что убийца, похоже, решил поживиться драгоценностями убитой. Учитывая ее статус, добыча была невелика, но все же это наводит на мысли.

– Убийца забрал с собой какие-либо части тела?

Казалось, жертва не только была изувечена, но и подверглась разграблению.

– Это я выясню, когда тело доставят в морг. Сейчас я вижу просто кровавое месиво.

– На убитой есть следы, оставленные мужчиной, которые указывали бы на нападение сексуального характера?

Обернувшись, Филлипс пристально посмотрел мне в лицо.

– Эй, а кто вы такой?

Что ж, моя игра подошла к концу. Два констебля быстро выпроводили меня на улицу. Мое время во дворе дома номер 29 по Хэнбери истекло.

***

И вот тут настало время вступить в игру гению О’Коннора. Я не помчался назад на Флит-стрит[12] в кэбе, теряя драгоценные минуты на улицах, забитых вагонами конки, подводами и экипажами. Нет, ни в коем случае. Я спустился на станцию подземки «Олдгейт», которая только что открылась в семь часов утра, и отыскал телефонную кабину. Я снял трубку, подождал, пока девушка на телефонной станции ответит, и через пять секунд уже говорил с Генри Брайтом.

– Женщина во дворе дома номер двадцать девять по Хэнбери, Уайтчепел. Язык распух, как будто она задушена, два глубоких разреза на шее, как и в Бакс-роу. А вот следующая часть, мистер Брайт, вызывает тошноту.

– Выкладывай, парень.

– Убийца вытащил ее кишки и перебросил их ей через плечо. Они распутались и стали похожи на макароны, лиловые макароны.

– Великолепно! – похвалил Брайт. – Просто великолепно!

Я изложил все детали, упомянув доктора Филлипса и подтвердив то, что жертва до сих пор не опознана, а также сказал, что собираюсь отправиться в морг.

– Замечательно, дружок! Бесподобно!

Вот так «Стар» снова первой преподала на своих страницах мерзость. Не знаю, как Генри Брайту это удалось, но он превратил мои заметки в удобоваримый текст, опирающийся на официальные заявления, полученные в Скотланд-Ярде – по большей части пустые слова, – и материал появился на улицах в одиннадцать часов дня, на добрых тридцать минут опередив все остальные вечерние выпуски. А в мире О’Коннора это был грандиозный триумф.

Однако истинная глубина величия Брайта выразилась на первой полосе. Она заключалась в одном-единственном слове:

ИЗВЕРГ!