Я – предатель?

– Дед, ты вагон перепутал. Наш шестой, а тебе нужен девятый. Да билет-то переверните, говорю, вы же его вверх ногами держите. Ой, какой вы догадливый, – смеется она. – Тогда милости просим к нам! – И опять как дыхнет, хоть вынимай пирог и закусывай! Нашел я свое купе и свое место внизу, около окна. Сижу, поглядываю, как народ бегает по перрону. И вдруг, вижу, группа появилась в камуфляже, в касках и при оружии. А на спине крупными буквами «ОМОН». Постояли они, посовещались, и смотрю, двое к моему вагону направились. Ну, ясное дело, надо готовить паспорт. Достал, сижу, жду. И правда, вваливается пара эта в купе и командует:

– Дед, быстро на выход, на митинг, вещи не брать. И поживей!

Выскочил я из вагона и не знаю, куда бежать. А кругом уже целая толпа. Окружили нас омоновцы и повели к вокзалу, а там уже трибуна стоит и красная тряпка над ней со словами «Пенсионеры – наше богатство и наша гордость. Ура!».

Я потом пожалел, что пошел на этот митинг. Хотя с ОМОНом не поспоришь, быстро тумаков надают. Будешь потом лечить синяки, а если сломают, не дай бог, что-нибудь? Они мастера в этом деле.

Я видел по телевизору, как они руки заламывают людям, а моим костям много ли надо? Хорошо, что сцена близко оказалась. Но я не стал к ней близко пробираться. Приткнулся сзади толпы и правильно сделал. После митинга народ как ломанул к вагонам – поезд, оказывается, из-за него задержали, – ну и ОМОН всех торопить стал. Смех получился, он сначала выгонял на перрон, а потом обратно погнал по вагонам. Спрашивается, зачем эту толкотню устроили? Наверное, хотели показать, как наверху о пенсионерах пекутся, какую заботу проявляют правительство и Дума. Я далеко стоял от сцены, поэтому плохо слышал, что там говорили. К тому же, мой слуховой аппарат в рюкзаке остался. А, может, это даже к лучшему, что я не все слышал. Как я понял из отрывков, на сцене были депутаты Госдумы. Они приехали специально проводить нас в санаторий. Видишь, какая честь была оказана твоему деду. Депутаты покинули свои заседания, совершили прогул, чтобы сказать нам напутственное слово. Это многих, стоявших на перроне, удивило. Некоторых выступающих даже провожали аплодисментами.

Наверное, что-нибудь дельное сказали, пообещали нашему брату. Особенно долго хлопали твоему любимчику Жириновскому. Он, как всегда, говорил больше всех и без бумажки. За это я его тоже люблю. А кого он там распекал, шерстил, я так толком и не понял, он говорил по делу, это он умеет. Жаль, что ты его не слышала, ты бы его речь оценила как надо. А в конце он чуть не подрался с каким-то железнодорожным начальством.

Тот попросил его закруглять этот митинг, так как он расписание поездов нарушил. Так Жириновский приказал своей охране вывести его со сцены, чтобы не мешал выступать. Крутой мужик, твой любимчик. Раньше, я помню, в Думе он сам расправлялся со своими обидчиками, а теперь поручает это своим телохранителям. Толпе это понравилось. «Молодец», – кричали пенсионеры.

А ОМОН молчал. Я думал, что он вступится за этого железнодорожника. Нет, а так бы получился бы не митинг, а представление или, как сейчас говорят, ток-шоу. Я это словечко запомнил, оно теперь с телевизора не сходит. На всех каналах только и слышно «шоу, шоу…». Ладно, Матрен, я сейчас ухожу на процедуры, а в следующем письме напишу про «шоу», которое разыгралось у нас в купе почти сразу после митинга. Матрена, я чувствую, что ты мое тогдашнее письмо не получила.

Третье письмо деда Матвея Комната 9

Ну, Матренушка, что ни день, то у меня новости.

Я тебе уже отписал, как на вокзале ночевал, как потом на митинг попал. А опосля, значит, у нас в вагоне состоялось настоящее представление, или, как теперь говорят, ток-шоу. Одним словом, спектакль.

Но обо всем по порядку, чтобы ты не запуталась.