Я – предатель?

Пришел я, значит, с митинга в свой вагон, а в руках держу бумажный пакет с надписью: «Седьмой континент». Такой подарок получил каждый, кто был на перроне. Так нас, пенсионеров, отблагодарил хозяин этого магазина. Он тоже, оказывается был на сцене и выступал. Потом мне рассказали, он не простой был депутат, а богач. У него этих магазинов «Седьмой континент» по всей стране целая уйма. Вот он и решил поделиться с пенсионером своим достатком. Потом в вагоне заглянул я в этот пакет, узнать, что там лежит интересного. А там одни крупы: овсянка, гречка, перловка, рис – и бутылка подсолнечного масла. Как все продумано – кашу сваришь, обязательно ешь ее с маслом, чтобы в горле не застряла. Какой хозяйственный мужик этот владелец «Седьмого континента». И ведь хорошо знает, что для пенсионера каша – самая полезная еда. Не зря любимая пословица у нас: «Щи да каша – основная пища наша». Но я недолго радовался. Посмотрел внимательно цифры на пакете, а даты все просрочены, прошлогодние аж. Но все же решил пакеты не выбрасывать. Скормлю голубям и воробьям в санатории. А у меня даже мысль мелькнула – может, мне эти крупы домой в деревню привезти. Своих кур порадую. Ты как думаешь, Матрен? Ты в следующем письме отпиши, как мне с ними поступить? Везти или не везти? Ну пока я с этими крупами разбирался, вдруг в купе вваливается наша проводница. Вроде немного протрезвела и румянец даже спал, но, видно, градус из нее еще не весь испарился. В руках у нее стопка белого белья. «Ну что», – говорит она, – «наслушались депутатских сказок? Они вам теперь всю ночь будут сниться, вон они как вас любят. И речи сладкие наговорили, и пайком снабдили, и даже бутылочку не забыли положить. Они богатые, им можно дарить подарки. У них вон какая зарплата, не ровня нашей и вашей. Но я вас тоже люблю.

Это моя обязанность – любить и обслуживать вас.

Я вот чистенькое белье принесла, но уговор такой – денежки гоните сразу, не как раньше, по приезду.

Это так было при социализме, а теперь капитализм. Это две большие разницы, поэтому оплата по-новому». Закончила она свою речь и вручает каждому из нас, а в купе нас четверо, простынь, наволочку и еще что-то. И все это сырое и вонючее. Я даже не знаю, чем они пахли: или хлоркой, или еще чем-то. Правда, оказалось, что белье не совсем сухое, и с запахом. Но она в этом не виновата, его ей таким привезли. У них централизованная стирка. А то, что оно сырое, тоже ничего страшного. Примете, мол, сейчас, по стакану, у вас же есть в пакете бутылка, и никакая сырость вам не будет страшна. Она сейчас пойдет по другим купе, а мы должны готовить деньги. Через полчаса она вернется за ними. Ну, сидим мы, четыре мужика, голову ломаем, что нам делать. Отдавать деньги или нет? Решили не отдавать и белье брать не будем. Через полчаса вернулась она, вся такая взвинченная, наверное, и в других купе был разговор непростой. А мы в один голос – белье не берем, денег не даем. Вот тут она как с цепи сорвалась, показала настоящее «шоу». Я хорошо запомнил все ее слова.

«Что значит, не будете», – кричала она, – «за вас буду платить? Вы что, боитесь задницы свои простудить? Неженки хреновые. Если вас бесплатно возят по санаториям, то, значит, за все остальное вам платить не надо? Послушались депутатов, этих болтунов, уши развесили и от меня хотите услышать то же самое? Депутаты в своей Думе хозяева, они могут вам обещать золотые горы, а здесь я хозяйка и не намерена платить за вас за простыни. Предупреждаю», – закончила она, – «если не заплатите, потом пожалеете».