Наша агентура все время докладывала о нарастании численности войск у наших границ. Открытых перевозок как будто нет. Едут только «гражданские» туристы, а количество дивизий растет и растет. Они вылезают из земли, как грибы. Мы заметили также, что много «туристов» едет из Германии в Финляндию. Туда едут, а обратно не возвращаются. Послали туда под видом железнодорожного кондуктора нашего офицера-разведчика. После нескольких рейсов «кондуктор» доложил, что это не туристы, а немецкие солдаты и офицеры сосредоточиваются в северной части Финляндии. Было установлено, что там уже сосредоточено около 35 тысяч человек.
Это было примерно в декабре 1940 года. Мы фиксировали эти данные, брали на учет каждую дивизию. Делали это очень доброкачественно. Мы регистрировали не только номера дивизий, ее организацию, вооруженный состав, но и знали, кто ею командует. Мы знали старших офицеров дивизий, их характеры, вкусы.
Знали, кто любит вино, кто карты, кто женщин, а кто и весь «букет» офицерских развлечений. Я рассказываю это для того, чтобы показать, насколько достоверны были наши данные. Все накопленные сведения мы включали в разведывательные сводки.
Система информации в нашем отделе была такова. Регулярно раз в месяц выпускались разведсводки, которые составлялись и переписывались начальником информотдела, а утверждались начальником Разведупра. Разведсводки рассылались правительству, всем членам Политбюро, в Генеральный штаб, центральным военным учреждениям, штабам военных округов и войскам до штаба корпуса включительно.
Кроме сводок мы выпускали различные справочники, описания, наставления. В последнее время по моей инициативе начали составлять доклады о военно-экономическом потенциале страны и о возможном масштабе развертывания армий. Эти документы, как уже упоминалось выше, назывались «мобилизационными записками».
Был у нас еще один вид информации под грифом «Совершенно секретно». Это «спецсообщения». В них включали особо важные данные и за подписью начальника Разведупра направляли по особому списку, установленному самим Сталиным. Список был таков: Сталин, Молотов, Маленков, Берия, Ворошилов, Тимошенко, Мерецков и Жуков.
Кроме этой документальной информации существовал еще один вид информации визитера Генерального штаба — это «живая связь». Офицер разведки Оперативного управления регулярно, не менее одного раза в неделю, посещал Информационный отдел Разведупра, получал все поступившие новые данные, наносил их на карту и докладывал начальнику Генерального штаба, а затем делал сообщение и всем офицерам Оперативного управления. Таким офицером разведки от Оперативного управления являлся подполковник Гунеев. Такие же делегаты связи направлялись в Разведуправление из других управлений. Так, например, от Бронетанкового управления нас регулярно посещал подполковник Шклярук. Я до сего времени помню его последний визит. Когда он нанес на свою карту 70 немецких дивизий (это было в конце 1940-го либо в начале 1941-го), он воскликнул: «Война!» — «Да, — говорю, — война!» — «Я побегу сейчас к Федоренко». — И выбежал из кабинета. Позднее мне звонил Федоренко и наводил справки: спрашивал, правильно ли то, что принес Шклярук. Я ответил, что правильно. Об этом эпизоде мы вспоминали уже после войны, когда оба были в отставке.
По телефону часто наводили справки начальник Академии Генштаба комдив Мордвинов и начальник Оперативного управления Генштаба генерал Ватутин.
В результате анализа всех данных разведки для меня стало очевидным, что Германия готовится факел войны перебросить с Запада на Восток, напасть на СССР. Поэтому стал сам спешно готовить «мобзаписку» по Германии. Данных для «записки» у меня было вполне достаточно.
О положении дел на наших границах я регулярно докладывал генералу Голикову. Он внимательно меня выслушивал, но первое время своего мнения не высказывал. Я объяснял это тем, что он в разведке человек новый и не успел еще во всем разобраться. Правда, однажды он проявил особый интерес к группировке немецких войск в Румынии. Мы называли ее тогда «группой Бласковица». Наличие ее в Румынии также красноречиво свидетельствовало о намерениях Германии.
Знаменательные сообщения приходили из Болгарии. В одном сообщении рассказывалось, как на Государственном совете царь Борис, схватившись за голову, бегая по кабинету, с отчаянием и страхом кричал:
— Боже мой, боже мой! Что же нам делать? С Запада Гитлер, с Востока Сталин. Куда же нам, грешным, податься? Пожалуй, лучше все же к Гитлеру, чем к большевикам.
И вскоре наша разведка зафиксировала прибытие в Болгарию немецких «инструкторов» и «туристов».
Очень запомнилось еще очень интересное письмо из-за рубежа. Оно определило наши отношения с Голиковым. Он дал мне его на очередном докладе и приказал доложить свое мнение.
Я внимательно изучил это интересное письмо. Оно было написано мелким убористым почерком на 6–8 листах ученической тетради.