Я прячусь от ветра

Анна смотрела не мигая, зажимая дрожащие руки под грудью. Она, видимо, ждала, что я перестану ждать ответ и отпущу ее, но девушка еще не была знакома с моим характером.

— Я жду, и мы не двинемся с места, пока не получу ответ.

Глава 4

Вирана

Я не сразу среагировала, когда варвар зашел в ткацкую. Не привыкла, что столько опасных, незнакомых и больших мужчин шастает по двору моего дома. Не зная, как дальше сложится наша жизнь, с самого утра решила дописать в книги шерсть, мало ли как Он отреагирует на неучтенные мотки.

Но Ему было все равно.

Этот лард словно и в самом деле желал жить в мире с людьми, заботился о том, чтобы вовремя сладить с посевами и навести порядок на землях. Только это были мои земли, и горло каждый раз зажимало спазмом от мысли, что я не могу удержать наследие мужа в своих слабых ладонях.

Он требовал вернуть ткачих, словно я не знала, что делают с девками захватчики. Правда, меня еще ни один из его воинов не обидел, но надолго ли это?

— Не место девкам здесь, — упрямо произнесла я, с трудом выдерживая прямой взгляд. При ярком свете, падающем из окна, глаза мужчины выглядели почти черными, а черты лица слишком молодыми. Вчера он показался старше. Может, это от усталости, но теперь я видела, что лард моложе моего почившего супруга. И уже командует пусть маленькой, но все же армией. Почему тот второй, хар, будучи старше, подчиняется Ему? Кто они и почему ушли из родных земель?

— А тебе, значит, место? — и такая насмешка в голосе, словно я ему свинью подоить предложила.

— А я не боюсь, — упрямство было сильней страха, и я высоко вздернула подбородок, напоминая себе, что быть слабой непозволительная роскошь. Усмешка на лице стала шире, и мужчина неожиданно шагнул ближе, зажимая между своим телом и подоконником, заставляя дрожать от ужаса и противоречивых ощущений.

— Смелая ты. Только это не поможет, если кто обидеть решит.

Лард отступил, словно в одно мгновение потеряв интерес к игре.

Его интересовали кладовые, но если я начну показывать полупустые помещения, где на полках едва хватает зерна на посев, как отреагирует он? Не так богато мое баронство, как пять лет назад.

Я запирала ткацкую, когда Он обратил внимание на связку ключей. Как можно было не подумать, что простой экономке ключи не положены — ума не приложу. Такая оплошность. Представив, чем это может мне обернуться, вздрогнула всем телом и мелко задрожала. Только я и в этот раз не угадала. Его мало интересовало, почему ключи у меня. Мужчину больше беспокоило, отчего я вздрагиваю каждый миг нашего разговора. Кусая губы, пытаясь придумать достойную причину, прикрыла глаза, не желая быть застуканной на вранье. Моя наставница благородных манер всегда говорила, что плохую лгунью выдают глаза. А я врать не очень чтобы умела.

— М… когда пришел мор… примерно через год… из соседних земель потянулись разбойники. Банды небольшие, но нападают в основном на женщин и стариков, — пусть это была правда, но к моему страху перед лардом отношения не имело. — За все время пропало девятнадцать девушек и молодых женщин. Еще несколько сбежали, кого-то просто бросили после того… после того…

Горло сжало, не позволяя продолжить.

— Не надо, я понял, — серьезный голос заставил открыть глаза и внимательно посмотреть на мужчину напротив. — Тебе я повторяю в последний раз — никто девок обижать не станет. Ни тебя, ни других. У нас за такое на цепь сажают без воды. До смерти. У каждого из нас есть матери и сестры.

— А тот рыжий? — меня и в самом деле немного пугали те активность и восторг, которые исходили от другого великана.

— Кастан? Он больше лается, чем кусает. Пока не захочешь, не тронет. Правила для всех одни. Идем, — поманив меня за собой, лард двинулся обратно к дому, мимо натянутых веревок с бельем и полуголых мужчин, бегающих по двору. — Ты тоже с этими разбойниками встречалась или кого-то из ткачих попортили, что так реагируешь?

— Нет, меня не трогали. Я одна почти не выхожу из поместья, да и в целом мало по дорогам шастаю, только если очень нужно, — вздохнув, решив попробовать поверить ларду, что его люди менее опасны, продолжила. — Прошлой зимой были морозы сильные, снег мел почти две недели, не переставая. В ту метель банды совсем осмелели. Две семьи вырезали, а как-то ночью сюда пришли. Пять овец утащили, пока заметили. Пришлось скотину едва ли не в дом переводить, чтобы как-то сохранить. Мы их сами берегли до последнего, не трогали, чтобы стада было из чего потом возродить, а эти пришли, еще и двоих мужиков порезали чуть ли не до смерти. Наши тонкорунные овцы — самые лучшие в пяти долинах. Были. Еще пять лет назад стада по три сотни ходили. Только остался от них пшик. Одно название.

— Куда девались?

— Известно куда, — во рту разлилась горечь, словно и сейчас над поместьем вился густой черный дым погребальных костров. — Что не съели, то обменяли на лекарства, когда мор пошел на второй и третий круг.

— И что, до сих пор мор в ваших краях бушует? — в голосе беспокойства не было, только будничный интерес, не больше чем к погоде на прошлой неделе.