Я прятала Анну Франк. История женщины, которая пыталась спасти семью Франк от нацистов

Главные силы канадской армии прибыли 8 мая. Они шли целый день. Но мы с Хенком были на работе и не могли увидеть парад. От наших друзей мы слышали, что солдаты измучены, но девушки целовали их прямо в грязные лица. Канадцы махали нам и раздавали первые настоящие сигареты за много лет.

Они вошли в Южный Амстердам и направились к площади Дам и королевскому дворцу. Королева Вильгельмина уже вернулась в свою любимую Голландию, разрушенную и голодающую. Нашей королеве было шестьдесят четыре года. Эту крепкую, невысокую женщину Черчилль называл «самым смелым человеком в Англии». Как и наша страна, она выстояла.

Празднование длилось несколько дней. Повсюду звучали канадский и голландский гимны. На улицах пели и танцевали. Где-то раздобыли шарманку, люди вытащили старые аккордеоны. Все сажали ноготки: мы мечтали увидеть запрещенный немцами цвет – оранжевый, цвет нашего королевского дома.

На улицы вышли те, кто скрывался в убежищах. Появились евреи. Они терли глаза, отвыкшие от солнечного света. Их сразу можно было узнать по желтоватой бледности и недоверчивому взгляду. Звонили церковные колокола, гремела музыка.

Освободители привезли нам новые голландские банкноты, отпечатанные в Англии. Началась страшная инфляция, и купить в магазинах было нечего.

Просыпаться утром и не ощущать опасности было удивительно. Мы с Хенком и все остальные ждали тех, кто должен был вернуться домой. Ходили страшные, невообразимые слухи о том, что творилось в германских концлагерях. В первых газетах появились страшные фотографии. Свидетели рассказывали ужасные вещи. Во время оккупации до нас доходили слухи о газовых камерах, убийствах, невыносимых условиях жизни в этих лагерях, но такой чудовищной жестокости мы и представить себе не могли. Факты превосходили самые дикие предположения. Я не могла читать эти истории, не могла смотреть на фотографии. Я занималась чем угодно, лишь бы сохранить веру в то, что наши друзья вернутся. Невыносимо было думать, что с ними могло произойти подобное.

Вскоре начались ремонтные работы – выбитые окна закрывали фанерой, чинили мосты и железные дороги, чтобы снова начали ходить поезда. Нужно было все, но ничего не было. Хенка направили на Центральный вокзал. Он встречал возвращающихся и снабжал их всем необходимым – помогал получить деньги, продуктовые карточки, устроиться с жильем. Люди приезжали на военных грузовиках, потом стали ходить поезда.

Евреи и другие узники нацистов возвращались в освобожденную Голландию. Они были такими изможденными, что невозможно было определить их возраст.

У евреев из концлагерей на руках были вытатуированы номера. Дети, которые не знали своих имен и дней рождения, не узнавали родственников – так долго они были в разлуке.

Те, кто вернулся в наш Речной квартал, обнаружили, что их квартиры заняты другими людьми. Кто-то смог вернуть свое жилье – голландские нацисты сбежали, все бросив. Постепенно в нашем районе стали снова обживаться евреи. Каждый день печатали списки выживших в концлагерях.

Раньше евреи выглядели так же, как все остальные, но после пережитого ужаса они стали другими. Голландцы не обращали на это внимания: все были заняты собственными несчастьями и не думали о чужих страданиях.

Хенк каждый день работал на Центральном вокзале, и всех, кто к нему обращался, спрашивал:

– Вы ничего не знаете об Отто Франке? Вы не видели Отто Франка, его жену Эдит Франк? Вы не слышали об их дочерях, Марго и Анне Франк?

Никто ничего не знал и не слышал о наших друзьях.

Через несколько дней после освобождения я работала в нашей конторе, и вдруг вспыхнул свет. У нас снова было электрическое освещение!

Тогда же мы узнали, что Виктор Кралер жив. Ему удалось ускользнуть от немцев, и он скрывался у себя дома до последних дней «голодной зимы». Его прятала жена. Вернувшись в контору, он рассказал о своем бегстве:

– Нас отправили в Амерсфоорт. Большинство заключенных были политическими, торговцами с черного рынка или христианами, которые прятали евреев. Из Амерсфоорта меня переводили в разные лагеря. В конце концов я оказался почти на границе с Германией. Как-то утром нас подняли по тревоге, а потом группу голландцев вывели из лагеря.

Я решил отстать от группы. Нас конвоировали старые, уставшие от войны солдаты. Я подумал, что можно заговорить с ними по-немецки и узнать, что происходит. Я спросил, и мне ответили: «Мы идем в Германию. Весь лагерь переводят в Германию».

Я подумал, что из гитлеровской Германии мне никогда не выбраться, и стал отставать еще больше.

Вдруг появились американские самолеты. Начался обстрел. Солдаты велели нам лечь прямо на дорогу. Мы находились возле кукурузного поля, и я бросился туда. Обстрел не прекращался.

В конце концов самолеты улетели. Охрана приказала подняться и шагать дальше, но я остался в кукурузе и затаил дыхание. Колонна прошла мимо, а я остался на поле.

Я долго ждал, а потом пополз в сторону от дороги. Оказавшись в безопасности, я поднялся, зашагал прочь и скоро дошел до маленькой деревни. Мне было страшно – ведь на мне была лагерная одежда.