Я прятала Анну Франк. История женщины, которая пыталась спасти семью Франк от нацистов

Другой ужасный для меня день – 4 августа, когда наших друзей арестовали. Мы с Хенком снова остаемся дома и ведем себя так, словно этого дня никогда не было. Мы не смотрим на часы. Я стою у окна, а Хенк сидит к окну спиной. Поняв, что уже пять часов и день кончился, мы испытываем глубокое облегчение.

В 1948 году голландская полиция провела расследование об аресте наших друзей. Судя по всему, кто-то их предал. В документах не называлось имени – говорилось только, что этот человек получил от немцев 60 гульденов. У нас возникали разные подозрения, но мы не знали точно, кто это был. Единственным человеком, который мог внести ясность, был господин Франк. Но он предпочел этого не делать.

Другое расследование началось в 1963 году, когда дневник получил широкую известность в мире. Общественность требовала наказать предателя, погубившего наших друзей. Мне позвонили из полиции, чтобы допросить меня по поводу их ареста 4 августа 1944 года.

– Вы – одна из подозреваемых, госпожа Гис, – сказал мне полицейский. – Вы же родились в Вене.

Это было ужасное обвинение.

– Приходите в любое время, – ответила я, – и мы с вами поговорим.

Полицейский пришел к нам в дом. Мы с Хенком встретили его вдвоем. В тот день было холодно, и мы разожгли камин. Огонь почти угас, и Хенк пошел за углем.

Когда он вышел, полицейский наклонился ко мне и тихо сказал:

– Мы не хотим разрушать ваш брак, госпожа Гис. Пожалуйста, приходите в полицию завтра в девять часов. Одна.

Наверное, я посмотрела на него слишком удивленно, потому что он пояснил:

– Господин ван Матто сообщил на допросе, что у вас была… как бы это сказать?.. «интимная»… «дружеская» связь с человеком из гестапо. И у вас была «дружеская» связь с господином Коопхейсом.

Кровь отлила от моих щек. Я чувствовала, что у меня поднимается давление.

– Я не буду отвечать на эти обвинения, – отрезала я. – Когда мой муж вернется, пожалуйста, скажите ему то, что только что сказали мне.

Кажется, мой ответ ему не понравился. Хенк принес уголь, подбросил его в камин и сел. Полицейский обратился к нему:

– Господин ван Матто сказал на допросе, что у вашей жены были «дружеские отношения» с человеком из гестапо, а также с господином Коопхейсом. Что вы можете об этом сказать?

Хенк повернулся ко мне:

– Я снимаю перед тобой шляпу, Мип. Уж и не знаю, когда ты ухитрилась наладить все эти «дружеские отношения». Утром мы с тобой одновременно уходили на работу. Каждый день мы обедали в твоей конторе. Все вечера мы проводили вместе…

– Хватит, хватит, – перебил его полицейский.

Потом он спросил, не считаю ли я предателем Фрица ван Матто.

– Уверена, что это не он, – ответила я.

Он спросил, знала ли я, что другие подозревали ван Матто. Анна даже в дневнике написала, что ни она, ни остальные ему не доверяли.

Я снова сказала, что не считаю ван Матто предателем.

Через несколько недель тот же полицейский сообщил мне:

– Я отправляюсь в Вену, чтобы допросить офицера «зеленой полиции» Зильбербауэра. Может быть, он помнит, кто был предателем. Я спрошу у него, почему он отпустил вас, хотя всех других отправили в лагеря.

– Хорошо, – спокойно ответила я. – Когда вернетесь, сообщите мне, что он вам сказал.

Вернувшись из Вены, полицейский снова пришел к нам. Он спросил у Зильбербауэра, почему тот меня отпустил, и тот ответил: «Она была такой милой девушкой!» Имени предателя он не помнил – в те дни их было слишком много.

Зильбербауэр стал в Вене полицейским. Из-за своего нацистского прошлого он год оставался без работы, а потом его снова приняли в полицию.

Голландский полицейский рассказал мне, что снова беседовал с Фрицем ван Матто, который оставался главным подозреваемым. Он сообщил ван Матто, что, несмотря на его обвинения в мой адрес, я не сказала о нем ничего плохого и утверждала, что предатель не он.

Полицейский спросил, почему я так считаю. Я объяснила. Один из наших коммивояжеров говорил мне, что во время войны ван Матто прятал своего сына. Я сохранила этот секрет в годы войны – и после. Поэтому мы с Хенком и господин Франк были уверены, что ван Матто – не предатель, хоть и весьма неприятный человек.

Господин Франк не хотел искать предателя.

– Я не желаю знать, кто это сделал, – сказал он.

Хотя ван Матто оставался главным подозреваемым, но, скорее всего, предателем был кто-то из голландских нацистов, живших в соседнем доме. Они могли заметить какое-то движение за грязными белыми шторами. А может быть, как думала Анна, их предал вор, забравшийся в контору. Теорий было много, включая самые безумные, но доказательств так никто и не нашел. Уверена, что, если бы у полиции были улики, они арестовали бы преступника.

Тот же голландский полицейский позже рассказал мне, как ездил в Швейцарию беседовать с господином Франком. Когда он упомянул, что допрашивал меня, господин Франк ответил:

– Если вы подозреваете Мип, то должны подозревать и меня.

Послесловие. Мой сотый день рождения