Я прихожу после смерти. История профессионального уборщика мест преступлений

Значит, на все про все у меня три часа. Да уж, не заскучаешь! Я буквально разрывался на части, стараясь как можно скорее устранить следы произошедшего. Мне действительно удалось избавиться от луж и брызг крови на дорожках до возвращения детей. Конечно, новость о смерти дедушки стала для них потрясением, но, по крайней мере, им не пришлось смотреть на его кровь.

С тех пор я перестал соглашаться на заказы по телефону и всегда настаивал на предварительном осмотре места происшествия. Так я мог оценить, чего ожидать и кто, так сказать, станет моим противником на этот раз. Что со стенами? Нужно ли сдирать обои, или их можно просто помыть? А как насчет потолка? Есть ли на нем какое-то покрытие? Не исключено, что там могут быть осколки костей.

Конечно, знать, что представляло из себя помещение, в котором планировалась спецуборка, мне было важно. Но еще более существенным моментом был срок нахождения трупа в жилище. Две совершенно одинаковые комнаты, с одинаковым ковром, одинаковой мебелью и одинаковыми обоями могут нуждаться в совершенно разных видах уборки только потому, что в одной из комнат труп пролежал на две недели дольше. Это значит, что трупная жидкость продолжала растекаться лишние две недели, насекомые плодились лишние две недели и самое главное: тело источало запах на две недели дольше.

Некоторые запахи рассеиваются быстро, но только не трупный. Он надолго сохраняется в помещении и способен проникать всюду, куда может попасть воздух. Если труп находился в квартире достаточно долго, значит, ее нужно не только убрать и продезинфицировать, но и полностью освободить от интерьера, ведь коли запах въедается в мебель, его уже никак не вытравить. Например, если труп успел пролежать в кресле в течение месяца, кресло нужно утилизировать. В подобных случаях я сначала провожу первичную очистку и собираю останки, такие как волосы или кусочки кожи, оставшиеся на обивке. Затем опрыскиваю ткань дезинфицирующим раствором. Пока нанесенное средство пенится, я расстилаю на полу специальный полиэтиленовый мешок и ставлю в него кресло, когда процесс пенообразования заканчивается. Этот мешок чем-то напоминает липкую пленку, в которой хранят продукты, только он в тысячу раз прочнее. Поместив кресло в этот мешок, я снова его дезинфицирую. И только после этого герметично заклеиваю пакет. Теперь кресло готово покинуть квартиру. Наличие лифта в доме избавляет меня от лестничных тренировок, но, как это ни странно, влечет за собой дополнительные временны́е затраты. Несмотря на то, что лифт поднимается и опускается гораздо быстрее, чем человек, идущий по лестнице, его для начала нужно успеть перехватить – ведь он постоянно используется жильцами. И не каждому из них хочется делить пространство лифта со спецуборщиком в окровавленном костюме и его вонючей поклажей. Уложив кресло в прицеп, я снова поднимаюсь в квартиру и принимаюсь за следующий предмет мебели. Ведь даже если труп находился все время в кресле, за месяц, прошедший с момента инцидента, смерть успевает проникнуть в каждую щелку, в каждый уголок квартиры, и тут уже ничего не поможет. Так что любая мебель – диван, кровать, раскладушка – в этом случае отправляется на свалку. В моем арсенале имеются специальные чехлы, ширина которых достигает четырех метров. Но без Даниеля в таких ситуациях мне не справиться. Вот почему я всегда очень внимательно осматриваю помещения, пытаясь понять, смогу ли я разобрать мебель, чтобы вынести ее по частям, или придется все-таки звать на помощь моего напарника? На тот момент в квартирах, которые мне доводилось убирать, покойники находились не более месяца. Например, труп из «книжной квартиры» пролежал в жилище три недели – к моменту его обнаружения пол уже был усыпан дохлыми мухами. Тогда я и представить себе не мог, как могла выглядеть квартира, где тело лежит полтора, два или даже три месяца…

Перед тем, как взять заказ, я, разумеется, всегда общался с родственниками умерших. Некоторые из них хотели как можно скорее избавиться от меня, другие же, наоборот, сами затевали разговоры и болтали без умолку. Однако после того как мне несколько раз пришлось убираться, стоя по щиколотку в чужой крови, я взял за правило задавать родственникам, независимо от их словоохотливости, как минимум один вопрос: «Не было ли у покойного какого-нибудь инфекционного заболевания?» Потому что, если кровь, в которой я барахтаюсь, принадлежала человеку, больному, к примеру, ВИЧ, я бы хотел об этом знать. Не потому, что я смогу убираться как-то иначе (в конце концов, кроме стерильности мне и предложить-то было нечего), а просто чтобы знать. Так мне было комфортнее.