Мгновенно Длинный перебежал к окошку сеней. Однако мертвячка была не такой глупой — хлопнула внутренняя дверь, и сени опустели… Он бросился к другому окну — и успел заметить, как белая сорочка укрылась за угол печи. Выбить окно, ворваться вовнутрь… Не его стиль, но видимо, другого пути не будет. Длинный приготовился, было, выбивать стекло, но вдруг заметил, что мертвячка тащит из-под печи тяжёлый ухват. Не глупа, совсем не глупа. А, значит, вдвойне опасна. Она расскажет… И значит, другого выхода нет. Но лезть в окно теперь было небезопасно. Пусть у него пистолет, но, пробираясь через раму с осколками, не очень-то постреляешь. Реальная жизнь — не боевик. Одно неосторожное движение — и можно располосовать себя до кости. Длинный обернулся. Кажется, тот, у колодца, приходит в себя. Нужно иметь это ввиду. Пора было прекращать эту игру в кошки-мышки. Его перебежки могли заметить местные. К тому же, внезапно мог нагрянуть Отморозок…
Киллер забежал с другой стороны хаты. Бежал пригнувшись, чтобы она не заметила, где он прячется. Осторожно выглянул в окошко. Нет, отсюда тоже обзор неважный… И всё же — можно попробовать. Фактор неожиданности — великое дело… Длинный изготовился к рывку, и вдруг…
Это, несомненно, был он — Отморозок. Он возвращался домой. Что же — прелестно. Как раз вовремя… придётся немного изменить порядок. Первым ляжет он, затем — она. Придётся, видимо, стрелять…
Длинный присел за углом хаты, притаившись под косо поставленной старой лестницей, и застыл…
Мёртвый считал шаги… Он был уже совсем рядом. Вот он — дом, который уже и не чаял увидеть. Родной, милый дом. Потому что в доме этом — Настя. Его любимая Настя. Единственный человек, который его любит и ждёт. Настя, для которой он сделает всё. Ещё шагов десять — и крыльцо. Ноги не слушались, устали они, его ноги, но он всё равно дотянет. Ему не привыкать… Он увидит свою Настю. Может быть, ему не суждено увидеть её прежней — цветущей, смеющейся Настёной, с искрящимися от любви и счастья глазами, гибкой, как стебель ивы, с кожей мягче бархата… Может быть, этого уже не будет… Но он помнит. Он не забудет ту Настю. Он будет грызть зубами камень, что бы…
Дверь распахнулась. И на секунду Саня застыл в изумлении. Навстречу ему легко, как будто не касаясь земли, неслась босоногая Настя. Та, прежняя, живая, тёплая и прекрасная Настя… Волосы развевались на ветру, и лицо её — милое, любящее, такое близкое и родное — казалось тем, прежним лицом, ради которого он отдал бы жизнь.
— Саш-ша! Берегись! Он…
Тело Насти как-то рывком бросилось вперёд, руки раскрылись, как в объятии — и вдруг она нежданно споткнулась, медленно, очень медленно сделала шаг, второй навстречу своему Сашке… И только тогда Мёртвый услышал хлопок. Подлый, знакомый до жути хлопок пистолетного выстрела. Он бросился вперёд, подхватил падающее тело — и только тогда увидел стрелявшего. Сомнения отпали сами собой. Он был из тех.
— Настя… Настя…
Мёртвый тормошил её, стараясь не дать заснуть, не дать уйти из его объятий туда, где он не смог бы её спасти.
— Настя!
Ему плевать было на всё, на всех, на то, что через пару мгновений он сам отправится туда, где не нужны артефакты, деньги и еда… Он ничего не видел, кроме глаз — огромных, живых глаз Насти, любимой Насти, уходящей, ускользающей, исчезающей из его рук…
— Настя! Не бросай меня, Настя! Как я без тебя?! Настя! Я принёс его… Мы будем вместе… Мы… Настя-а-а-а!!!!
Это был не крик — это был рык дикого зверя. На секунду даже Длинный застыл в нерешительности. И этой секунды хватило, чтобы один за другим раздались два выстрела — откуда-то из-за спины, и ещё один — когда немеющая рука киллера судорожно сжалась на рукоятке пистолета… Длинный упал на землю, царапая ногтями траву, в отчаянной попытке выплыть, удрать от страшного, последнего онемения, он даже попытался подняться… Но с пулей в голове у него не было шансов.
Настя уходила. Киллер знал своё дело. Крови практически не было — пробитое сердце остановилось почти мгновенно. Последним усилием она смогла поднять ладонь, но сил дотянуться до Сашиной щеки у неё не оставалось. Санька схватил опадающую руку и прижал к своей щеке. Рука была тёплой, рука была прежней… Рука его Насти. Глаза охватили его, как будто пытались вобрать в себя каждую черту, каждую мелочь, прежде чем закрыться навсегда.
— Настя… Не… Не… у…
— Саш-ка… Люби-мый… Мой… Саш-ка… Я про-шу… Не трогай их… Про-шу… Люб-лю те… бя…
Огромные глаза застыли. Ладонь соскользнула с его щеки. Рука с глухим стуком упала на землю.
— Н - А-С-Т-Я! Н-А-С-Т-Я! НАСТЯ, ВЕРНИСЬ! НАСТЯ! НАСТЯ!! НАСТЯ-А-А-А!!!
Когда Кир подошёл ближе и положил руку на плечо, Отморозка трясло, как в ознобе. Он не выпускал тело девушки, обхватив её обеими руками. Казалось, он не видел ничего вокруг.
— Саня… Ничего не поделаешь. Саня, это всё. Держись…
Кир вернулся к колодцу, подобрал две стреляные гильзы, широко размахнулся и закинул их далеко в лесные заросли. Вытер рукоятку ТТ, пошатываясь, подошёл к колодцу и бросил туда оружие. Через пару секунд раздался тяжёлый отдалённый всплеск.