Я пришла сюда учиться!

Затем встает прямо у края кровати, на которой посередине сижу я, и, звонко резанув ремнем воздух, ударяет по торчащему деревянному краю.

Будь на месте кровати моя задница, я бы визжала от оглушающей боли. Но все равно, ни капельки не страшно. Потому что уверена на все сто — моей задницы под этой пряжкой не будет.

Но я все равно поджимаю колени к груди, больше от неожиданности, чем от ощущения опасности.

— Я зол, жена, — говорит Кристофер, и еще раз лягает по изножью кровати, — за то, что ты наговорила в машине.

Хлыст ремнем.

— За то, что ты упряма до безобразия.

Хлыст ремнем.

— За то, что отказываешься доверять мне, хотя я точно этого не заслужил.

Хлыст ремнем.

— За то, что ты сбежала, и нарушила все правила безопасности, которые мы обговаривали.

Хлыст ремнем.

— И за то, что я все равно хочу тебя голую в пене из ванной, и целовать твою непослушную моську.

Самый громкий звук удара, а затем Крис просто выбрасывает ремень в дальний угол комнаты, и ловко, одним движением, взбирается на кровать. Я теряюсь от неожиданности, от слов, которые просто не заслужила своим поведением, и оттого не успеваю среагировать и уползти.

А меня уже хватают за лодыжки, стряхивая вниз, и укладываю под себя. Кристофер нависает на руках надо мной — и обжигает взглядом, открытым, настоящим, где есть боль и желание, а вместе с тем злость и отчаяние.

— Динозаврик, хватит, — пресекает он мои попытки вырваться на свободу, — я отхлещу тебя по-настоящему, если не скажешь правду. Считаю до пяти.

Он не сделает этого.

Я настолько уверена, что просто закрываю глаза, и жду его счет, не собираясь открывать рот. И, лишь когда прозвучала последняя цифра, и меня начинают переворачиваться на живот, распахиваю глаза.

— Что ты…

— О, дорогая, только не делай вид, что не понимаешь! — рявкает Крис, и одним движением укладывает меня животом на свои колени, — я предупреждал же!

Бросаю взгляд на все еще валяющийся у стены ремень, не понимая, как он собрался приводить свой приговор в исполнение… И тут до меня доходит, когда его ладонь любовно оглаживает мое бедро.

— Не смей!!! — визжу, когда он флегматично оголяет меня до бледно-розовых трусиков, и еще не трогает, но я чувствую жар его глаз на своей коже.

Нет, нет, нет! К такому стыду я была явно не готова, да и вообще… Неужели Кристофер действительно это делает?!

— А я предупреждал, малышка, — как-то обреченно шепчет муж, — я не могу быть всегда добреньким и понимающим. А раз ты не идешь на контакт, придется тебя отлупить.

Я пятой точкой чувствую, что он замахивается, и мне страшно, но не от того, что будет больно. Наверно, я могу считаться за больную, но все еще уверена — он не причинит мне боль. Но паника доходит до какого-то немыслимого предела от того, что я полуголая на его коленях…

Первый взмах рукой — и мне на попу опускается ладонь, но только не в шлепке, а замирая в сантиметре от кожи. Я чувствую дуновение холодного воздуха — а затем легкое поглаживание, что ну никак нельзя назвать ударом.

— Это просто прилюдия, малышка, — мягко произносит Кристофер, чуть склоняясь ко мне, — следующий удар будет настоящим. И для этого нам надо избавиться от лишнего…

— Нет!!! — ору я, когда чувствую его пальцы на кромке нижнего белья, и, как ошпаренная, слетаю с его колен.

Натягиваю джинсы, в каком-то приступе паники делаю круг по спальне — и замираю прямо напротив мужа.

С довольной до крайности рожей!

— Отличная попка, жена, — подмигивает он мне, и я взрываюсь.

Мой взрыв — это не то, что можно увидеть по телеку. И не то, что можно прочитать в учебниках по психологии. Я не кричу больше, не визжу, и не машу руками в бессильной ярости.

В моей груди просто взрывается нечто похожее на атомную бомбу, и сметает все эмоции, что рвались наружу.

— Я продала свою девственность, — ровным голосом произношу я, глядя прямо мужу в глаза. — За возможность проучиться два года в Закрытой Школе.

Мне уже не стыдно, что он обо мне подумает, и как дальше сложиться наше общение. Я сказала — и готова принять всю заслуженную грязь, разочарование и попрощаться с желанием в глазах мужчины навсегда.

Глава 28

Элли

— И все?

Что, блин?

— Я спрашиваю, это все, в чем ты так боялась признаться?

Он что, не в себе, что ли?! Или не слышал, как секунду назад я призналась в самой мерзостной вещи в своей жизни?

Сглатываю, не веря в происходящее, и совершенно по-детски киваю.

— Тогда вопрос. Почему в твоей справке значиться, что твоя девственность на месте?

Боже, у него такой спокойный и деловой тон, что я сама готова поверить, будто мы обсуждаем нечто совершенно обычное.

— Это сделка предусматривает гарантии, — снова сглатываю, и отвечаю, — целый год я учусь, а затем мне оплачивают второй год обучения, и я сразу выполняю договор. Таким образом, я не смогу сбежать, но и меня не оставят ни с чем.

Кристофер кивает, словно это совершенно нормальное объяснение, и неожиданно протягивает вперед руки.

— Ну, раз с правдой покончено, может, пообнимаемся?

Я так ошарашена, что просто шагаю в его гостеприимные руки.