Я признаюсь во всём

— Вальтер, если я поеду в Германию, меня не будет шесть месяцев!

— Значит, мы больше не увидимся.

Она посмотрела на меня:

— Я должна ехать?

— Да, Вильма.

Внезапно она обняла меня и страстно поцеловала. Это был наш последний поцелуй. Я знал это.

— Будь счастлива, — сказал я, когда она отстранилась от меня.

— Прощай, Вальтер, — она сжала мою руку.

Она ушла, а я смотрел ей вслед. Она ни разу не обернулась и вскоре исчезла за снежной завесой. Я был абсолютно спокоен. «После обеда, — подумал я, — я снова поеду к доктору Фройнду».

12

За беседой с Хоенбергом субботний вечер прошел приятно и гармонично. Я отправил Мартина спать, приготовил пару сэндвичей и достал виски. Мне показалось, что Хоенберг чувствовал себя очень уютно. Это радовало меня, так как его скромная манера держаться была мне очень симпатична. Он пил мало, но американские сигары, случайно оставшиеся у меня, ему понравились. Потом мы расположились у камина, смотрели на огонь и беседовали. Было очень непривычно снова принимать гостя после долгих недель хаоса и разговаривать с человеком, не испытывая страха. Я наслаждался каждым мгновением. Я почти забыл, что я безнадежный и уже отмеченный смертью лгун и убийца. В присутствии Хоенберга я ощущал мир и спокойствие. Мы говорили, главным образом, о наших сыновьях.

— Вы уже были у доктора Фройнда?

— Да, господин Франк, — он просиял. — Он чудесный человек.

— Это правда.

— Как он говорил с Гербертом! Как он смотрел на него! Я не думал, что в наше время такое еще возможно. Я бы с удовольствием пошел к нему, чтобы рассказать и о своих ошибках.

— Этого действительно хочется, — сказал я и допил свой бокал. — Что будет с вашим сыном?

— В четверг он должен пойти в консультацию. Доктор Фройнд считает, что лечение продлится долго — месяцы, а может быть, и годы.

— А в свою школу он его не возьмет?

— К сожалению, нет. Городское управление образования не дает на это разрешения. Он должен ходить в школу в своем районе.

— Но в случае с моим сыном…

— Ваш случай особенный, господин Франк. Вашего сына не принимала больше ни одна школа. Управление образования вынуждено было согласиться. — Он затянулся сигарой и посмотрел на огонь. — Как ваша жена? — спросил он после недолгой паузы.

Я рассказывал ему, что она в Германии.

— Спасибо, хорошо.

— Она скоро вернется? — он не отрывался от пламени.

— Надеюсь. Нам многое нужно обсудить.

— Да? — он посмотрел на меня.

Я кивнул:

— Будущее Мартина. Оно камнем лежит у меня сердце. Пока мы, родители, еще живы и можем о нем заботиться. Но что будет, если вдруг мы умрем?

Я говорил не раздумывая. И заметил его удивленный взгляд.

— Но к тому времени Мартин уже повзрослеет!

— Конечно, — ответил я поспешно. — И все-таки никто не знает, когда пробьет его час. Это может случиться уже завтра. Несчастный случай, тяжелая болезнь — и Мартин останется один. Что с ним тогда будет?

— Доктор Фройнд позаботится о нем.

— Да, — сказал я. — Может быть.

— Я уверен! — Хоенберг выпрямился и заговорил громче. — Он сам сказал мне. Мы говорили об этом.

— О моей смерти?

— Нет-нет, боже сохрани! Мы говорили вообще. У него в школе уже есть дети, потерявшие обоих родителей. Они живут там. Несколько комнат в школе оборудованы для таких детей. Он отец, у которого много детей, наш доктор Фройнд.

— Это действительно так? — Я почувствовал волнение.

— Да, господин Франк. — Он сказал, что взял бы всех детей, родители которых умерли, если бы у него было достаточно средств. Вы знаете, наверное, где-то в городе есть недостроенный отель. Там могли бы жить дети. Но для этого не хватает средств. Не так уж и много. Я думаю, имея миллион, его уже можно было бы открыть.

— Миллион?

— Да, господин Франк, — он спокойно и дружелюбно посмотрел на меня. — Но где его взять, этот миллион?

— Это верно, — сказал я, — Где же его взять?

13

Мне понадобилось десять дней, чтобы продать все украшения. Это заняло все мое время, и я ни разу не встречался с доктором Фройндом. Но как это было ни печально, я принял все как должное — я ведь делал это для него. Разумеется, я продавал драгоценности не в ювелирные магазины. Это было бы слишком рискованно. Я должен был выйти на венских подпольных торговцев. Это была самая сложная часть операции. «Черные» торговцы не доверяли мне. И я тоже им не доверял. Мы встречались в маленьких грязных кафе на канале, в офисах сомнительных адвокатов и в подъездах. Я торговался со многими интересующимися. Я разделил драгоценности на три части, и продавал их по отдельности. Меня принимали за мелкого воришку. Однажды меня обманули. Человек, который покупал бриллиантовое кольцо, исчез с ним в переходе, и больше я его не видел. Последний момент покупки всегда был рискованным, так как скупщики и воры, прежде чем достать деньги, сначала требовали товар.