Я – пророк без Отечества. Личный дневник телепата Сталина

Около часа его высокопреподобие ходил вокруг, осеняя меня руками, касаясь пальцами моей головы и бормоча странные молитвы, которые буддисты зовут мантрами.

По уверениям ламы, тем самым мои душа и разум «выйдут за пределы черепа, объемля вселенную и познавая семь счастливых драгоценностей…».

От ламы исходила большая психическая сила, и я видел, как Норбу Римпоче кивал одобрительно, шаря в воздухе вокруг моей головы и бормоча, как перевел толмач: «Очень хорошая аура, светлая…»

Пара музыкантов, прибывших с ламой, молчаливых и диковатых, сидели в углу, прямо на ковре, и тихонько наигрывали – один на дудке и крошечном барабанчике, а другой меланхолично ударял маленькими металлическими тарелочками, звон которых не гас целыми минутами.

С жаровни – еще одного инструмента ламы – тянуло ароматным дымком, и я, постепенно цепенея, впал в транс. Может, то состояние, которое я испытывал, будет неверно называть трансом, но других слов не подберу.

Я и был и не был одновременно, ощущая очень странное, скорее неприятное чувство нервного взрыва. Я будто бы покинул телесную оболочку и моя душа заполнила весь мир – я видел свое тело, бритоголовых музыкантов в оранжевых накидках, сухонького ламу в смешной шапке с гребнем, профессора Ости.

Я видел весь Париж, одновременно зрением человека, гуляющего по бульварам, и с птичьего полета. Я видел весь мир, я мог греть руки, катая в ладонях далекую звезду, и отряхивать с волос туманность.

Я все понимал, вот только перевести открывшиеся мне истины на человеческий язык не получалось – речь не могла вместить их. Это было все равно что описать радугу, пользуясь черным и белым цветами.

Я все мог – и ничего не хотел, как пресытившееся божество. Для меня не существовало тайн и загадок, я видел прошлое и будущее – как мои далекие предки изгоняли саблезубого тигра из пещеры, как египтяне складывали великую пирамиду, как неустрашимые викинги подплывали к берегу и весело скалились в предвкушении разбоя, как бесшумно гремели пушки под Аустерлицем. Как в дыму и пламени сойдутся сотни танков близ какой-то русской деревушки, как взлетит громадная ракета, как медленно и грозно восклубится «гриб» чудовищного взрыва.

Я был везде и нигде, легким усилием мысли материализуясь там и тогда, где и когда хотел.

Трудно сказать, сколько прошло времени.

Мне показалось, что минула вечность, пока я не «сдулся», не вернулся в крошечное человеческое тело.

Очнувшись, я узнал, что минуло всего пятнадцать минут. Марсель Ости был бледен, у него по щеке текла кровь.

Профессор, запинаясь, объяснил, что, пока я лежал как мертвый, многие предметы приходили в движение – стулья, книги, приборы. Один из стеклянных колпаков разбился, с силою ударившись о стену, и осколком порезало щеку Марселю.

И только один лама был доволен – он ласково щурился, кивал мне одобрительно и прищелкивал языком: «Большая сила! Очень большая!»

6 сентября

Норбу Римпоче пожелал поговорить со мной в уединении. Марсель любезно предоставил нам свой кабинет.

Лама начал издалека, сначала выразив свое приятное удивление тем, что и в Европе есть люди, не чуждые духовной практики, затем помолчал и сказал негромко:

– Способен ли ты видеть то, что есть и чего нет? Можешь ли прозревать случившееся вчера и то, что произойдет завтра?

– Предсказывать будущее? – перевел я его словарные изыски на язык европейского упрощения.

Лама улыбнулся и покачал головой.

– Предсказатели – это чернорабочие судьбы. Они видят туман, в пелене которого скользят полуразличимые фигуры, и гадают о том, что явил им промельк грядущего. Но зрящие мглу не увидят того, что скрыто в потемках. И лишь таким, как ты, чей мозг разбужен, дано увидеть то, что суждено.

– Я видел, что случится через восемь или девять лет.

Лама построжел.

– Да, грянет великая битва, и в ней сгинут миллионы. Вчера я прошелся по улицам этого города и наблюдал тление душ – люди пьют и веселятся, грешат в угоду злу и даже не подозревают, что уже мертвы. Они лишены здорового начала и даже не догадываются, что кричат и беснуются в плену иллюзий, добиваясь извращенных услад. Придет время, и они погубят свои души предательством, а те, кто ныне здоров и надеется, умрут.

– Грустно, – согласился я. – Но почему, коли уж я способен видеть будущее, я плохо различаю себя самого? Моего отца, моих близких?

– Таков наш удел, – улыбнулся лама. – Чтобы рассмотреть себя самого, нужно зеркало. Ты хочешь знать, что станется с тобой?

– Я знаю, когда умру и что у меня не будет детей.

Его высокопреподобие даже зажмурился от удовольствия.

– Славно, – сказал он. – Все сходится. То, что ты будешь лишен потомства, не считай попущением богов. Тебе нельзя иметь детей, иначе ты передашь свой дар им, а в этом человечеству пока отказано: люди не готовы раскрывать свои мысли, ибо они не чисты и отягощены злом. Любой негодник, могущий читать в головах, станет величайшим преступником, ибо власть его будет неизмерима…