Я просто мама. Идеи, советы и истории

Знаете, какой вопрос чаще других задают многодетным родителям? Конечно, сначала спрашивают: «А зачем так много?», «Это был ваш осознанный выбор?», «Вы, наверное, верующие?», «Вы, видимо, мальчика хотели?» (правда, после рождения Дуни все чаще интересуются: «Вы, наверное, двух мальчиков хотели, для ровного счёта?»). Так вот, если не считать любопытствующих о репродуктивной политике нашей семьи, чаще всего меня спрашивают: «А как вы их воспитываете? Какой методики придерживаетесь?»

Методика… Слово, сильно травмирующее мою психику. Метод – это скорее про дрессировку. Я понимаю суть этого вопроса и понимаю, что люди от меня ждут чудесного свода правил, где будет расписано всё: от поцелуев в макушку шесть раз в день до цвета одежды к воскресному обеду. Но в двух словах о том, как мы живём с детьми и кто кого воспитывает, не рассказать. Попробую систематизировать.

Первый ребёнок – «ребёнок-эксперимент». Честно скажу, никаких специальных книг я не читала, причин тому несколько. Во-первых, я уже училась на психфаке и считала себя очень умной, к тому моменту закончив полтора курса. Все знала про детей (ведь два экзамена по детской психологии сдала на «пять»!), мне читала лекции сама Гиппенрейтер. А во-вторых, в девятнадцать лет мыслей на тему «Как же мне воспитывать свою дочь?» почему-то не было вообще. С Марией мы сразу общались «как с человеком». Было несчётное количество поцелуев: и ножки, и ручки, и пузико. Но и сказки, стихи и рассказы об окружающем мире мы вели с первого дня. У нас не было никаких «би-би» или «ав-ав». Все называли своими именами, ничего не скрывали. Доченька очень рано стала говорить, поэтому в год мы уже занимали ее изучением стихов и детских песен. В три года Маша получала конкретные ответы на все свои вопросы. Побочным эффектом моей работы с беременными оказалось то, что вопросы «Откуда берутся дети?» и «Зачем человеку лейкоциты?» перед Машей не стояли никогда. Анализируя и вспоминая, я смеюсь. В два года я воспринимала ее, как совершенно взрослого человека, с которым можно говорить чуть ли не на равных. Ужас! Но я действительно видела её такой. Поэтому мы и совершили главную ошибку – отдали Машу в школу на два года раньше.

Сейчас я уверена: сделать такую глупость можно только с первым ребёнком, которого видишь и воспринимаешь совсем иначе, нежели последующих. Я виню себя в том, что вынудила дочь раньше повзрослеть. Наверное, в тот момент, когда это поняла, я совершила другую ошибку: перевела наши отношения в разряд «дружеских». Сейчас я уже понимаю, что это тоже можно совершить либо с первым, либо с единственным ребёнком. Старшенькая – конечно, самая избалованная и «залюбленная». Ей разрешалось и прощалось всё. Чем Маруся только ни занималась: от вязания до музыки, от рисования до конного спорта. Мы не давили, не проявляли порой нужной твёрдости, и ей быстро всё надоедало и становилось скучным. Сейчас ей девятнадцать лет, она студентка и потрясающий человек: очень умный, всесторонне развитый, талантливый абсолютно во всём! Ей легко даются технические науки, творческие предметы и иностранные языки, она музыкальная, подвижная, с чудесным ощущением прекрасного. Вот и получается, что, анализируя её детство, я вижу сплошные ошибки, но результат – превосходный.

Второй ребёнок – «работа над ошибками». Я мечтала о настоящей девочке: с косичками, куклами, любящей посидеть у мамы на коленках. Глаша с рождения существовала в более спокойном ритме. Мы не таскали её везде с собой, не возили по гостям и ресторанам, как делали это с Машей. Гораздо чаще она проводила время в тишине и покое дома. Её много носили на руках, играли с ней в спокойные игры.

У Глаши удивительно глубокий и пронизывающий взгляд. С первых минут после её рождения я поняла: надо вкладываться в интеллектуальное развитие. К тому моменту прочитала уже множество книг, изучила все существующие методики развития. С шести месяцев ребёнка стали развивать: «УЖЕ полгода – ПОРА развиваться». Её обучали по Доману, Монтессори и всему, что мне казалось интересным и прогрессивным.

Почему-то в год Глафира не заговорила, да и в два – не особенно, а вот ближе к трём её «прорвало». Речи лились из её уст, и тогда же ребёнок потянулся к книгам. Ей было абсолютно всё равно, что читать: от «Колобка» до «Большой Советской Энциклопедии». Но больше всего её занимали книги о животных, а ещё лучше – букашках, жуках и пауках. В четыре года дочь попросила сделать ей короткую стрижку: роскошные волосы мешали лазить по кустам и ловить всякую гадость.

У Глаши потрясающая память, она запоминает любой материал после одного прочтения, и неважно: статья ли это о бюджете РФ, наполненная цифрами, или поэма Блока. Она читает всё запоем. Она совершенно не «барышня», скорее наоборот, этакая ходячая энциклопедия. Все куклы были с презрением закинуты ею в дальний ящик или отданы в обмен на Лего. Единственная моя осуществившаяся мечта: Глаша всегда любила и сейчас любит посидеть рядышком с мамой и посекретничать о линьках змей или новой книге «Котов-воителей».