Наверно и мне не стоит поднимать напрасный шум по поводу нескольких мертвых арабов. В конце концов, мы знаем, что они не были противниками ваххабизма. Они не собирались участвовать в джихаде на нашей стороне. Они не требовали, чтобы песчано-нефтяное королевство встало на путь демократических реформ, хотя какая нам разница наслаждаются ли наши заклятые враги демократией или страдают от деспотии? Какую бы цель ни ставили перед собой жертвы саудовского террора, если бы им удалось каким-то чудом прийти к власти, то новая Саудовская Арабия была бы нам ничуть не меньшим и не большим врагом, чем сейчас.
Меня во всей этой истории беспокоят только два обстоятельства.
Первое — это неполная параллель между убийством саудовцев саудовцами и устранением всем известных террористов израильской армией. Почему мир так по-разному реагирует на эти два типа событий? Я полагаю, потому, что мир ненавидит евреев. Вы не согласны? Я буду рада услышать вашу версию.
Второе — это просто последовательность событий. Арабы вздувают цены на нефть. Цены на бензин подскакивают втрое. Налоги на продажу бензина радостно подскакивают втрое одновременно с ценами. Правительство США, под видом международной помощи, делится наваром с арабами. И самое страшное то, что народ при этом, несмотря на беспредельную свободу слова, безмолствует, как в заключительной сцене «Бориса Годунова», хотя и по совершенно другой причине.
Что же касается смертной казни, то в принципе я совсем не против. Нас окружают — в довольно-таки ленинградском смысле — люди, вполне заслуживающие смерти. Например, Хозе Падилла. Например, Джон Линд. (Помните Джона Линда? Вряд ли.) Каждый член ХАМАЗа. Каждый член Хезболлы. Каждый член Фатах. Список можно продолжить. Но можем ли мы ожидать от нашего правительства, что оно предаст смерти врага и поддержит друга? Пока оно делает все совершенно наоборот.
Дорогая Яшико!
Я начал это письмо с описания моих честных и объективных взглядов на насилие, творимое людьми, и его причины. Но, прочитав Вашу статью «О моральном превосходстве над акулами», я понял, что эти взгляды — не для Вас. Неужели два глаза за глаз — наш единственный выбор? Неужели у человеческой души не осталось никакой надежды?
Всего доброго,
Дж.
Насколько я понимаю, в контексте Вашего письма термин «взгляд» употребляется как синоним термина «мнение». Я полагаю, что Вы в состоянии отличить мнение от факта. Это — отнюдь не тривиальное предположение, но я предпочитаю ошибиться, переоценив Ваши способности. Мнение может быть основано на фактах, на предрассудках, на невежестве или, как нередко случается, вообще ни не чем. Как погода, мнение не может быть честным или нечестным. Оно может быть высказано честно, если у человека хватает на это мужества, или нечестно, если этот человек предпочитает кривить душой. Вы предпочли третий вариант — фигу в кармане. Ну, что ж, свобода слова несомненно включает в себя свободу молчания.
О том, насколько Ваше мнение объективно, нам остается только догадываться. Как правило, человек не в состоянии оценить собственную объективность. Поскольку Вы предпочли держать свои взгляды в секрете, ограничившись только сообщением об их наличии, мне остается предположить, что они характеризуются той же предвзятостью, что и взгляды подавляющего большинства людей, включая и меня. Это происходит оттого, что все, что кажется нам универсальной истиной, на самом деле глубоко уходит корнями в нашу отнюдь не универсальную культуру. Строго говоря, универсальные истины существуют только в математике, но Вам следует быть математиком для того, чтобы это понять. И раз Вы решили держать свои взгляды в секрете, то их объективность, так же как и их таинственное качество, которое Вы именуете «честностью», навеки останутся для меня тайной. Что я могу Вам сказать? Жизнь полна тайн, и Ваша — отнюдь не самая манящая из всех. Ничего не поделаешь.
Что заинтересовало меня в Вашем письме, это попытка найти компромисс между местью («два глаза за глаз») и спасением («надежда для человеческой души»). Я никогда не писала ни на одну из этих захватывающих тем, но раз Вы спрашиваете, то я непременно попробую.
Месть, с моей точки зрения, — штука довольно бессмысленная. Она продолжается до тех пор, пока у одной из сторон не останется людей, готовых продолжать до победного конца. Если это происходит не в результате физического уничтожения мстителей, а как проявление доброй воли, то сторона, продемонстрировавшая таким образом моральное превосходство над противником, непременно терпит поражение. Вот как порой бывает несправедлива жизнь.