Лишь одно письмо Платонова к Михаилу Шолохову 1947 года дошло до нас, хотя очевидно, что были письма Платонова в Вёшенскую во второй половине 1930-х годов, однако их постигла та же судьба, что и весь архив Шолохова, сгоревший во время бомбежки Вёшенской в 1942 году.
Шолохов не оставил воспоминаний о Платонове. Не оставили воспоминаний Владимир Келлер, Всеволод Иванов, Николай Замошкин, Давид Тальников, Леонид Леонов, Виссарион Саянов, Игорь Сац, чье дружеское расположение к Платонову и участие в прижизненных изданиях его произведений сегодня подтверждаются документально, в том числе перепиской.
В конце 1960-х написал о Платонове Георгий Захарович Литвин-Молотов, первый читатель и редактор “Голубой глубины”, “Антисексуса”, “Города Градова”, “Сокровенного человека”, “Чевенгура”, человек, которому мы обязаны изданиями Платонова 1920-х годов. Георгий Захарович и его супруга Евгения Владимировна многое могли рассказать о Платонове. Однако до нас дошло лишь название воспоминаний Литвина-Молотова о Платонове – “Иноческое подвижничество”. В воронежском “Подъеме” воспоминания Литвина-Молотова тогда не только не опубликовали, но и потеряли[75]. В архиве Литвина-Молотова хранились авторизованные машинописи произведений Платонова и его письма. Из материалов сфабрикованного ОГПУ “дела” Литвина-Молотова (арестован в 1946 году) и его супруги (арестована в 1949 году) известно, что среди уничтоженных (сожженных) материалов, изъятых при их аресте, находились машинописи первой редакции “Города Градова”, трагедии “14 красных избушек” и рассказа “Река Потудань”. Неизвестно, что стало с записными книжками и письмами к Литвину-Молотову. Нет сомнения, что среди указанных в протоколе 46 писем находились письма Платонова[76].
Много интересного, наверное, мог бы рассказать в 1960–1970-е годы о судьбе литературно-критических книг Платонова второй половины 1930-х годов (“Николай Островский”, “Размышления читателя”), и не только о них, заведующий отделом критики и литературоведения издательства “Советский писатель” известный литературовед Лев Иванович Тимофеев, но увы… не счел нужным это сделать. В фонде Платонова сохранились четыре его письма, письма же Платонова, естественно, остались у Тимофеева. Их судьба неизвестна. До нас дошел лишь черновик одного письма Платонова, сохранившийся в его личном архиве[77].
Виктор Борисович Шкловский винился в конце жизни, что не написал о Платонове: “Мы все виноваты перед ним. Я считаю, что я в огромном долгу перед ним: я ничего о нем не написал. Не знаю, успею ли”[78]. Не успел. Хотя выразительный портрет молодого Платонова оставил (книга “Третья Фабрика”, 1926). Шкловский мог рассказать многое, например, о судьбе киносценарного наследия Платонова. Остается недокументированной история совместной работы над сценарием “Песчаная учительница” (1927–1930). Сохранилось только одно ответное письмо Шкловского 1941 года, посвященное тексту киносценария “Июльская гроза”, на котором имеются пометы Платонова для себя, а также, возможно, для ответного письма.
Среди именных писательских архивов, сохранивших письма Платонова, отдельно стоит сказать о фонде литератора и секретаря групкома издательства “Советский писатель” Александра Ивановича Вьюркова, в котором отложилось наибольшее количество ценнейших материалов о Платонове. Скорее всего, именно в групкоме Платонов во второй половине 1930-х годов познакомился с Вьюрковым. Теплые отношения сохранились до конца жизни Платонова, после его смерти отношения с Вьюрковыми поддерживала Мария Александровна, ее подпись стоит под некрологом Вьюркову. Александр Иванович и его супруга Анна Васильевна были по-московски хлебосольны. На литературных посиделках в их доме часто присутствовали бывшие “перевальцы” – прозаик Родион Акульшин и поэт Павел Дружинин (именно его стихотворение “Российское” обильно цитировалось в знаменитой статье Н. Бухарина “Злые заметки”, 1927), хирург и прозаик Сергей Беляев, молодой Виктор Боков, актриса Малого театра Евдокия Турчанинова, известный литератор начала века, организатор московских литературных “Сред” Николай Телешов. Вьюрков был увлечен своей деятельностью на посту секретаря групкома, помогал как только мог всем писателям – не только признанным, но и гонимым Н. Никандрову, П. Романову. Сердечными были отношения с семьей Платонова, о чем свидетельствует характер переписки между ними. Это была дружеская переписка с обилием “домашних” тем и намеков, бытовых интонаций, внимания к повседневным мелочам личной и литературной жизни. В письме к Платоновым 1943 года из эвакуации Вьюрков признавался: