«…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы)

Обращаюсь к Вам с просьбой помочь мне получить лекарство[1098], необходимое мне для того, чтобы не умереть и жить[1099].

Сначала я должен сказать несколько слов о себе и о деле, которое представляет общий, т. е. всенародный государственный интерес, – для того, чтобы моя просьба была лучше понята.

Я инвалид Отеч[ественной] войны 1-й группы[1100], на войне потерял здоровье и заболел тяжелой формой туберкулеза. Дни мои были сочтены. В марте 1949 г. я погрузился в предсмертную агонию, в первых числах апреля доктор Ник[олай] Александр[ович] Верховский направил меня в Моск[овский] обл[астной] туб[еркулезный] институт (Н. Божедомка, 4)[1101], сказав, что будет лечить меня новым лечебным аппаратом и спасет мне жизнь. Врачи в Институте признали мое состояние безнадежным. Я понимал свое состояние и ожидал смерти. По указанию д[окто]ра Н. А. Верховского мне стали давать парааминосалициловую кислоту (ПАСК). Постепенно я начал приходить в себя. К концу апреля я прибавил в весе и стал самостоятельно ходить по палате. От смерти я был спасен и до сих пор живу. А туберкулезный процесс, с которым я поступил в больницу, должен был окончиться скорой смертью. Меня спас от гибели препарат ПАСК, который я принимаю и посейчас.

Кроме меня, в той же больничной палате лежал со мной юноша Москалев (20 лет), так же как и я безнадежно больной и умирающий. Его излечили ПАСКом, он выздоровел и на моих глазах стал здоровым человеком.

Д[окто]р Верховский вел эксперимент. Препарат ПАСК разработан коллективом работников под руководством доктора Н. А. Верховского, человека необыкновенно высокого таланта, одинаково сильного и в области научноисслед[овательской] работы, и в области организационной практики. Без него ПАСКа не было бы и теперь[1102].

Ему, главным образом, больные обязаны жизнью, и доктор Н. А. Верховский должен быть награжден высокими наградами нашего государства[1103], а имя его известным всем. Впервые он ввел в лечение против туберкулеза сильное средство, открытое и изготовленное у нас, впервые нанесен мощный удар по неизлечимому туберкулезу. Другие превосходные люди явились главными помощниками Н. А. Верховского. Они в первый раз изготовили целительный препарат и разработали технологию его производства[1104].

Эти люди принесли много жертв, не только трудились [предложение не окончено].

Печатается по черновому автографу: РГАЛИ, ф. 2124, оп. 1, ед. хр. 13, л. 7.

Шестакова Анастасия Федоровна – юрист, в 1949 г. – специальный корреспондент газеты «Правда» по Красноярскому краю, один из активных участников фабрикации «Дела» красноярских геологов 1949 г. Участие в этом процессе повысило статус журналистки в газете: в 1950 г. работала в отделе науки, курировала медицину. На ее имя также было написано письмо секретаря ССП А. Софронова (от 13 мая 1950 г.) с просьбой «оказать содействие и отпуск для тяжело больного туберкулезом писателя А. П. Платонова, инвалида Отечественной войны 1-й группы, лечебного аппарата, приготовляемого из облепихи» (РГАЛИ, ф. 2124, оп. 1, ед. хр. 13). Письмо хранилось в семейном архиве Платонова, возможно, осталось неотправленным.

Приложение

Андрей Платонов Однажды любившие Повесть в письмах

Предисловие собравшего письма

По-моему, достаточно собрать письма людей и опубликовать их – и получится новая литература мирового значения. Литература, конечно, выходит из наблюдения людей. Но где больше их можно наблюдать, как не в их письмах.

Я всегда любил почту – это милое крепкое бюрократическое учреждение, с величайшей бережностью и тайной влекущее открытку с тремя словами привета через дикие сопротивления климата и пространства!

Три вещи меня поразили в жизни – дальняя дорога в скромном русском поле, ветер и любовь.

Дальняя дорога – как влечение жизни, ландшафты встречного мира и странничество, полное живого исторического смысла.

Ветер – как вестник беспокойной вселенной, бьющий в открытое лицо неутомимого путника, ласкающий – как дыхание любимого человека, сопротивляющийся шагу и делающий усталую кровь веселой влагой.

Наконец, любовь – язва нашего сердца, делающая нас умными, сильными, странными и замечательными существами.

Я далек от теоретических подходов к таким вещам. Я полон участия к ним, и страсть сподвижничества, «приспешничества» и кровной заинтересованности заставляет меня убивать жизнь, которая могла бы быть более удачной, на переписку чужих писем, на смакование далеких от моего тела страстей.