Нифига себе этот клоп раздулся… Уже генеральский чин выбил из Никсы и Аликс!
— А я граф! Извольте обращаться ко мне “Ваша светлость”! — рявкнул я.
Ничего, и не таких перешибал. Поскольку Николай Авдеевич не пошевелился, пришлось пойти в обход стола. Ясновидец взвизгнул и пустился наутек, так мы и прыгали вокруг здоровенного творения краснодеревщиков, пока не распахнулась дверь и на меня с воплем “Дядя Гриша приехал!” не напрыгнуло ихнее императорское высочество государь наследник цесаревич и даже великий князь Алексей Николаевич.
В дверях улыбался Митька. Здоровый лоб вымахал, гренадерских статей молодец, хоть сейчас в строй, тем более он в мундире — не в казачьем, как Алексей, а в полувоенном. Гимнастерка, шаровары, сапоги, ремень, но без погон, шифровок и прочих “выпушек, петличек”.
Литер выписали за пять минут, пока императорское высочество притопывало ножкой. Девять лет мальчишке, а уже характер виден и вовсе не такой тихоня, как был в моей истории — не иначе, здоровье покрепче сыграло, да и Митька рядом. Ну что же, порадуемся за наследника престола — малохольный царь России совсем не нужен.
Отпустив казаков-конвойцев и отправив шоффера с машиной на специальную площадку перед дворцом, отправился в царские покои. Ну как отправился — Алексей тащил меня за рукав и рассказывал, рассказывал, рассказывал… Столько всего накопилось за то время, что мы не виделись…
— Дядя Гриша, а вы меня на аэроплане покатаете? — вспомнил он о моем статусе покорителя воздушного океана.
Эх, да только поздно вспомнил, мы уже пришли в Восточное крыло и навстречу нам из царицыных комнат показалась сама Аликс…
— Никаких аэропланов! — в ужасе распахнула она глаза. — Даже не думай! Григорий, я прошу вас не забивать Алексею голову!
Ну хоть “Григорий”, а не “Григорий Ефимович”, и то хорошо. Я поклонился, Алексей отпустил наконец мой рукав и тут грохнул сдвоенный выстрел, я аж подпрыгнул и подался вперед закрыть цесаревича. Но судя по тому, что все, кроме меня отреагировали совершенно спокойно, опасности никакой нет, что и подтвердила Аликс:
— Ники ворон стреляет, прямо из окна. Кричат поутру — сил никаких нет.
— Матушка, а проводи меня к государю.
Облом. Дернула Александра Федоровна бровью, подозвала лакея да отправила с ним. И куда все “милый друг” девались, будто и не было истерик, лечений, да и откачивал я после ладоги совсем другого человека…
Николая мы нашли в западном крыле, на втором этаже. Сквозь распахнутые, несмотря на мороз, створки и голые деревья просматривался Детский пруд, на подоконнике рядком лежали ружья, рядом в готовности их перезарядить пребывали два егеря. Сам же император, благоразумно одетый в бекешу и барашковую шапку, жадно смолил папиросу и вполголоса беседовал с начальником императорской охоты, князем Голицыным. Помимо аромата крепкого турецкого табака в комнате витал кислый запах сгоревшего пороха и даже еще не развеялся сизенький дымок.
Казаки конвоя, стоявшие у входа, двинулись было ко мне, но Николай движением руки остановил их:
— Как здоровье, Григорий?
— Благодарю, государь, гораздо лучше.
— Мы весьма беспокоились, — добавил Голицын, хорошо знакомый по делам Императорского стрелкового общества.
Дмитрий Борисович, “Димка”, как звали его в семье Николая, был большим фанатом правильной охоты и правильной подготовки к ней, оттого мы вполне пристойно взаимодействовали на стрельбищах и соревнованиях.
Николай тем временем сунул докуренную до половины папиросу в пепельницу и тут же задымил следующей.
— Сейчас передохнем, вороны вернутся и продолжим.
Голицын взял со столика толстую тетрадь, выглянул в окно и, удовлетворенно хмыкнув, поставил на страницу две галки:
— Две, государь, как вы и сказали. Сдохла.
— Это вы ворон считаете? — не сдержался я. — Ну ладно постреляли, чтоб не каркали, а считать-то зачем?
— Вся императорская охота подлежит строгому учету, Григорий Ефимович, — назидательно сообщил мне Голицын, искоса поглядывая на Николая, беззаботно дымившего папироской. — Вот, извольте ознакомится.
Я листнул тетрадь… мама дорогая! Это же сколько патронов и пороха тратится! Зверья десятками, если не сотнями… Вороны… Лоси… Кошки… Кошки???
Увидев мои вытаращенные глаза, Голицын поспешил пояснить:
— Бродячие, подлежащие отстрелу согласно “Правилам об охоте”.
— Все равно божьи твари, надо бы поумерить…
Договорить мне не дал выстрел — Николай пальнул в окно, отбросил винтовку на руки егеря. Схватил заряженную, пальнул еще раз…
— Ушла! Вот умная тварь! Ну да ничего, теперь долго не появятся.