Я Распутин 4 (СИ)

Со всеми этими треволнениями и текучкой совсем забросил партию и социальные проекты, оттого при первой же возможности выбрался посмотреть, что творится в жизненной гуще. Выбрал для этого знакомый район от Иваново-Вознесенского до Шуи, будет с чем сравнивать. Опять же, недавно в Иваново волнения были, о которых МВД отчиталось невнятно — то ли мутят левые, то ли фабриканты страх потеряли, надо бы глянуть самому.

Небесников тамошних напряг телеграммой — собрать рабочих, кто в партии состоит, вопросы подготовить, статистику и так далее. Набилось в народный дом человек двести, с разных фабрик, причем не только небесники, мне говорили, что и эсеры, и эсдеки есть.

— Цены, Григорий Ефимович, сильно выросли, почитай, не треть меньше, чем год назад, на заработок купить можно, — степенно рассказывал выбранный глашатаем пожилой ткач.

— И условия хуже! — выкрикнули из глубины зала.

— Хуже, — подтвердил пожилой. — Хозяева талдычут, что все должны лишения нести и терпеть, поскольку война, но сами…

Зал поддержал его возмущенным гулом.

— Баб притесняют! — раздался звонкий женский голос, на который обернулась половина собравшихся.

— Сиди, Мотря… — шикнули соседки.

— А чой-та мне сидеть? Мне терять нечего, я все скажу!

— Говорите, говорите! — поддержал я ткачиху.

— Мужиков наших на фронт забрали, кого к станкам ставить? Вот нас и набрали, да только платят вполовину меньше!

— Так вы не умеете пока ничего!

— Ой, ладно! Сколько уже баб не меньше мужиков за смену ткут! И с каждым днем все больше! Ладно новенькие — но как начинают полный урок выполнять, почему заработок не поднимают?

— А что остальные женки думают? — спросил я женский угол.

Оттуда настороженно промолчали.

— Баба ить она существо пужливое, — ухмыльнулся в усы пожилой, — чуть что в слезы, но говорят верно, платят им как детишкам.

Ага, кажется, я знаю, куда натравить женскую секцию.

— Понял эту беду, постараюсь помочь.

Проговорили часа три, кое-что придумали на месте, начиная от яслей и колперативов, чтоб цены на продукты хоть немного уменьшить, но все равно, без хозяев все проблемы не решить. Вот им я и зада уже вечером главный вопрос:

— Что делать думаете, когда город взбунтуется?

— Губернатор войска пришлет! — вякнул молодой, из Куваевых, но остальные его оптимизм, похоже, не разделяли.

— Пришлет, вестимо пришлет, обязан прислать, — согласился я. — Только какие у него войска?

— Учебные батальоны, — ответил Прохоров, владелец одной из самых крупных мануфактур.

— Именно. А кто в них служит?

И вот тут до самых сообразительных из господ капиталистов дошло — там ведь призванные как раз с фабрик да из соседних деревень, у которых, почитай, у каждого, родня в ткачах.

— Как думаете, будут они в своих стрелять или, паче чаяния, вас на штыки подымут? — я еще раз обвел взглядом притихшее собрание. — Не бесите людей, не доводите до греха. Денег у вас, слава богу, благодаря военным заказам, хватает, вот и поделитесь. А кто пожадничает — ей-ей, все влияние употреблю, чтобы заказов этих лишить.

Дальше пришлось разбираться с ценами. И тут всплыло, что дело даже не в жадности торговцев, а в реально слабом урожае. Понятное дело, что после мобилизации выход продукции должен упасть, но не настолько же! Значит, надо озадачить Чернова и Пошехонова, это чисто для Военно-аграрного комитета дело.

Из Иваново, под зарядившими осенними дождями, съездил старыми путями в Кинешму и Вичугу — что характерно, у “патриархальных” вичугских фабрикантов обстановка была получше. Или это в Иваново концентрация пролетариата сказывается?

Из Кинешмы во Владимир, там просили проверить госпиталя — ну чисто “чиновник с секретным предписанием, инкогнито из Петербурга”. Ну да ладно, не обломаюсь.

— По турецким сведениям, бомбардировка русского флота уничтожила все сооружения для добывания угля в Зунгулдаке, разрушила подъездные пути, пристань и два грузившихся углем парохода и серьезно повредила шоссейную дорогу, сооруженную турками для перевозки угля, — радостным голосом читал газету мальчишка-гимназист.

Собравшиеся вокруг пациенты госпиталя особо его радость не разделяли, хотя, по мнению господина Милюкова русский человек ни о чем так не мечтает, как втащить туркам и водрузить православный крест над Святой Софией.

— Бомбардировка 25-го мая причинила туркам столь ощутительные повреждения, что вызвала в правящих кругах большое смущение и уныние, — заливался чтец. — Все предыдущие бомбардировки признаны незначительными в сравнении с последней. Положение вследствие отсутствия угля признается критическим.

Скрипнула дверь, в щелку которой я наблюдал за палатой. Раненые обернулись, пришлось заходить внутрь, прижимая палец к губам и знаками показывать, чтоб продолжали.

— Флот это хорошо, а что еще пишут?

— Сейчас… — мальчишка перелистнул газету. — Вот! Делегаты русского и германского правительств посетят лагери военнопленных в Германии и России.

— Делегаты, ишь. А госпиталя они посетить не собираются?

Гимназист смутился:

— Нет, про госпиталя ничего не сказано…