Я Распутин. Книга 4

В общем, проблема только одна — как после войны забирать все заводы обратно. Ведь понравится чинушам, к бабке не ходи, захотят себе отжать, выпишут компенсацию в десятую часть цены и гуляй, Вася. То есть, Гриша — а коли буду возмущаться, то начнут давить на патриотизм. Ладно, надо с юристами нашими обкашлять и подготовиться. Ну и власть крепить. Что в Зимнем дворце, что Царском селе — в Таврическом то я и так всех держу в кулаке.

В антракте к нам в ложу почти незаметно проник Корнилов и попросил о разговоре тет-а-тет. Я выставил всех в фойе, попросив молодежь постеречь дверь и мы отошли посекретничать в уголок.

— Григорий Ефимович, мы закончили следствие по случаю проникновения в ваш кабинет в Таврическом, — как обычно, сухо и безэмоционально заговорил генерал-майор.

— Что-то неожиданное?

— Отнюдь, все как и предполагали, германские агенты. Некоторых мы уже арестовали, часть держим, как вы говорите, под колпаком, — Лавр Георгиевич позволил себе бесцветную усмешку. — Но вот что любопытно, мы по своим каналам и люди генерала Моркевица…

Николая Августовича я знал шапочно, но то, что он руководит военной разведкой, мне было известно.

— … так вот, наши люди, действуя с двух сторон, достоверно установили, что санкция, вернее, одобрение этих действий, поступило с самого верха.

— Что, неужто от Вильгельма? — выпучил я глаза.

Хрена себе, как поднялся, уже лично император поручает рыться в моем сейфе.

— Тише, Григорий Ефимович, тише! — оборвал меня контрразведчик. — Вильгельм, по нашим данным, был извещен о готовящейся акции, но решение принимали в его ближайшем окружении. Доклад готовил небезызвестный Вальтер Николаи, а вот санкцию дал скорее всего начальник Генерального штаба.

— Мольтке? — покачал головой я.

— Нет, его отставили ввиду неуспеха во Франции. Ныне должность исполняет генерал Фалькенхайм.

— Так, и что же?

— Мы намерены провести, так сказать, ответную акцию, — Корнилов бросил взгляд на снова наполнявшийся зал театра. — У нас есть спящие агенты в Королевском дворце, мы решили подбросить Вильгельму некий предмет…

— Уж не бомбу ли? — выпучил глаза я еще раз.

— Господь с вами, Григорий Ефимович! — замахал руками генерал. — И как вам такое в голову приходит, мы что, эсеры какие, что ли? Нет, конечно. Какой-нибудь «привет из России», дать понять, что мы можем ответить.

— Ну тогда нужен такой предмет, чтобы Вильгельм совершенно точно связал его с Россией!

— Именно. Потому-то я и здесь — нам нужен один из многочисленных подарков Вильгельма Николаю. Недавний, небольшой, полагаю, при ваших добрых отношениях с императором добыть таковой труда не составит.

Добрых, как же. Но деваться некуда — пообещал генералу достать подарок. Подключу Демчинского — пусть обрабатывает августейшее семейство. По рукам дать немцам надо обязательно.

* * *

— Гриша! Ты мой ангел спаситель!

В кабинет впорхнула Ирина Тимофеевна Сахарова. Моя «молочная» королева, с которой у «нас было». И не один раз. Впрочем, как началась война и мои разъезды, роман не то, чтобы сошел на нет, но был поставлен «на паузу». Впрочем свое обещания я выполнил, под шумок алкогольных прений, протолкнул закон о пастеризации. С 1 июня непастеризованное молоко в России нельзя продавать в товарных объемах. Что сразу убило весь бизнес конкурента Сахаровой — Чичкина. Точнее убивает, т. к. коровки на ферме каждый день кушать хотят и не будут ждать, пока ты обновишь производство под технологию пастеризации.

А в сыроварнях Бландова, куда Ростех вошел в долю — все было готово и на мази. Котлы закуплены, весь тех. процесс отлажен.

Чичкин заметался, бросился в банки за ссудами, но увы, когда имеешь такую кредитную нагрузку… короче ему везде отказали. А кое-где потребовали досрочно вернуть займы. Что сразу повалило всю его пирамиду. Точнее повалило бы, если…

— Купчая??

В руках у Сахаровой была кипа документов.

— Да! Чичкин все подписал. Продает со всеми приусадебными хозяйствами за полмиллиона.

Ничего так. Бизнес стоит три минимум. Ростеховские оценщики посчитали все точно.

— Я тебе очень обязана — Ира обворожительно улыбнулась, поправила оборку на блузке — Прими скромный подарок.

Сахарова приоткрыла дверь кабинета, махнула рукой. Пара служителей в халатах занесли картину в багете. На ней молодая девушка держала цветочную корзину.

— Это же…

— Пикассо! Я знаю, как ты трепетно относишься к этому художнику. Заказала маклеру выкупить одну из его картин.

Как мило! Розовый период, насыщенные цвета, никакой депрессии из голубых сезонов.

— Изумительно! — я встал, подошел ближе рассмотреть холст. Масло, необычный формат… Картина станет украшением коллекции, которую я планировал рано или поздно преобразовать в настоящий музей. Чем я хуже Третьякова? Не взятка, а инвестиция в мировую культуру. Понимать надо!

Отмечать поехали в привычный Максим. Там уже для меня держали специальный кабинет, знали вкусы, да и охране спокойнее.