Долгонько мы проговорили, так или иначе свою позицию донес, и отправился восвояси. Пока провожали меня к выходу, прошли через несколько комнат, и в каждой сидело по четыре-пять человек — в одной благопристойно играли в лото, во второй азартно резались в карты, в третьей обсуждали революционную статейку в революционном же журнальчике. А вот в последней спорили о маркизе де Саде, причем с такими цитатами, что сидевшая в углу молоденькая девушка цветом лица мало отличалась от красной плюшевой портьеры.
— Охальники, — выдал я и зыркнул фирменным распутинским взором на заливавшегося соловьем оратора.
Тот икнул и замолчал, пуча глаза.
— Прокляну! — решил слегка поднять градус и уставил указательный палец прямо в лицо чтеца.
Вот он весь левацкий напускной материализм. Мигом слетает, как только сердечко екает. Товарищ побледнел, начал хватать губами воздух.
Полностью удовлетворенный эффектом — я пошел к выходу.
И сразу же по вовзращению в Таврический, до меня снизошли мореманы. Все носы вертели, не комильфо белой кости с графом Стадницким-Сиволапым дела делать, пока не припрет. А приперло — просвещенные мореплаватели взвыли, очень им русские подводные лодки понадобились, тветонов в Северном море сдерживать. Поначалу-то умы военно-морские решили прорываться сквозь Балтику, да подсчитали — прослезились. И мин там понатыкано, и дальности хода без дозаправки ну никак, а судно снабжения отправлять сродни самоубийству. А Роял Нэйви белугой орет и от такого воя придумали перекинуть лодки в Белое море, а уж оттуда, из Романова-на-Мурмане, нахоженной тропой в Скапа-Флоу.
С этим и кинулись в администрацию Беломоро-Балтийского канала, да там руководство от неожиданности село на жопу и заявило, что само на такое решиться не может. Потому как одно дело баржи гонять, а тут подводная лодка, понимать надо. А ну как застрянет? Кто отвечать будет? Желающих нет.
Короче, скинули вопрос на меня. Я потылицу почесал и пригласил побеседовать известных мне моряков, способных производить вычисления — Бубнова и Крылова.
— Вопрос в том, можно ли безопасно провести из Балтики в Белое море подводные лодки, их размерения, — щегольнул я флотским словцом, — вы и сами знаете.
— Вы, Григорий Ефимович, воля ваша, что‑то нескладное придумали! — в своей ехидной манере начал Алексей Николаевич. — Оно, может, и хитро, но больно рисково, как бы в лужу не сесть.
— Так для того я вас и позвал, господа инженеры, чтобы все рассчитать. Да и придумка эта не моя, а Морведа.
Будущие академики крякнули и полезли в разложенные на столе чертежи с габаритами канала.
— Скажите, Григорий Ефимович, вы можете выдать предписание администрации канала содействовать мне в поездке?
— Зачем же ехать, если все цифры у вас на руках?
— Настоящий инженер должен верить своему глазу больше, чем любой формуле, — назидательно заметил Крылов, а Иван Григорьевич подтвердил это наклоном головы.
— Ну, как пожелаете… Но коли речь о моих придумках зашла, вот такой вопрос имею.
Кораблестроители оторвались от бумаг и с некоторой снисходительностью на меня посмотрели.
— Вот труба, что самодвижущихся минами стреляет…
— Торпедный аппарат, — уточнил Бубнов.
— Пусть аппарат, не в нем дело. Чтобы от него толк был, его надо к противнику поближе доставить.
— Для того миноносцы существуют.
— И у противника тоже, отчего все сводится к перестрелке из пушек и при удаче пуску мины.
— В целом верно, но что вы предлагаете?
— Как вы знаете, в Лондоне я олимпийскую медаль получил за гонки на скоростных катерах. Вот я и подумал, а что если на такой катер поставить две трубы, пулемет да двигатель помощнее?
— Хм…
— Налететь четырьмя-пятью катерами, пальнуть десятком мин и умчаться обратно. Скорость-то сумасшедшая будет, комендоры немецкие даже прицелится не успеют.
Инженеры переглянулись и перекинулись между собой:
— Сильное облегчение, малоразмерная цель, скорость свыше тридцати узлов…
— Мысль любопытная, — резюмировал Крылов. — Только где такие движки взять?
— Так в Ростехе. Инженер Коревйо недавно новый образец разработал.
Ладно, всех озадачил, сам от поездки на Бел-Балт отбоярился — холодновато пока там, я лучше в Ялте погреюсь, Ханжонков давно звал.
Сразу уехать не получилось. Сначала задержала сделка по Ласточкиному гнезду — дочка Рахманова приехала в Питер «созревшая», согласилась продать замок. Даже не торговалась.
Внешне Мария Семеновна мне понравилась. Улыбчивая такая, глазками стреляет. Пришла на сделку с мужем, сразу отослала его за кофе — в Питере начался странный бум кофеен. Оказалось, что через Романов-на-Мурмане выгоднее всего вводить мешки с кофе, из Африки и Бразилии. А наливать можно в бумажные стаканчики, которые начали делать бывшие иоанниты, общины небесников и наши детские колонии. Всего то поставить станки для картона…
Ради интереса спросил, для чего средства? Все-таки триста тысяч — большие деньги.
— Уеду жить в Барселону. Там спокойно, тепло, художники… Вы слышали про архитектора Гауди?