Я Распутин. Книга 4

— А вам кто мешает, господин, простите, не имею чести?

— Первушин.

— Так что вам мешает, господин Первушин?

— Жадность, господин Распутин, жадность. Я давно говорил, что необходимо строить элеваторы и вводить стандарт.

Причем жадность была глупая — хоть на копейку больше, но сейчас, сегодня, и плевать, что завтра можно получить больше на рубль! Хороший урожай? Продаем все сразу, толкаясь локтями и сбивая цену! Ну и наживались на этом в первую очередь европейские импортеры. Естественно, все это знали и понимали, но каждый тянул одеяло на себя, вот и сейчас разговор начал перерастать в склоку, с припоминанием старых обид и долгов.

Но мало-помалу разговор удалось направить в деловое русло и по мере обсуждения сияющие перспективы вывоза через Проливы померкли. Во-первых, куда везти? Французский рынок, отрезанный войной от России, активно подгребали под себя американцы, а ответить им в нынешнем состоянии практически нечем, кроме демпинга. Во-вторых, что везти? Россия пока что могла предложить только несортовое зерно плавающего качества, из всего хлебного экспорта на муку приходилось не более трех процентов! То есть возили самое дешевое, необработанное сырье! В-третьих, сколько и почем? Неорганизованность экспортеров лишала их изрядной доли доходов просто на ровном месте.

Первушин ратовал за элеваторы и стандартизацию, и если строительство требовало времени и вложений, то введение сортов можно было сделать гораздо быстрее и проще. До внешнеторгового пула с единой ценой господа экспортеры додумались сами, равно как и до агентов этого пула на зерновых биржах Европы. А я им подсказал еще направление — после победы над Центральными державами и в Германии, и в Австрии будет падение сельхозпроизводства и нужно успеть ухватить свой кусок. Не говоря уж о возвращении финского рынка, а то позорище полное — империя крупнейший экспортер зерна, но Финляндия закупала рожь в Германии!

До Питера я так и не добрался — от Катеринича прибыл посыльный, меня затребовали к прямому проводу. И там огорошили назначением представителем Думы на грядущих переговорах в Константинополе о статусе Проливов и вообще Турции — ну, типа я ближе всех, так вот чтобы лишний раз не ездить… Два часа собачился со Столыпиным и думскими, но в итоге пришла просьба от Николая и пришлось подчиниться.

* * *

В Царьград меня доставили с шиком, на броненосце — там уже половина Черноморского флота собралась, собственно, на этом все плюсы кончились. Начался турецко-российско-балканский бардак, сперва с размещением делегаций, потом с изложением позиций. В целом в городе поддерживала порядок международная комендатура во главе с генерал-лейтенантом Пржевальским, коему подчинили все русские, английские, французские, болгарские и греческие войска в округе. Болгары и греки превосходили нас по численности, но доверять им такой серьезный пост не рискнули.

Тем более, что всплыл презабавный казус — Болгария, не входя в Антанту, не воевала с Австро-Венгрией, а против Турции выступала как участник Балканского союза. Оттого высокое собрание было несколько обескуражено требованием венской дипломатии допустить их, хотя бы в статусе наблюдателей на конгресс, но довольно быстро послало офигевших австрийцев лесом. Сдавайтесь, выходите из войны — будет вам участие, а пока сидите у себя.

Но это даже не проблема, а проблемка. Настоящая проблемища вылезала в отношениях к Турции со стороны их бывших вилайетов, желавших разорвать Малую Азию на клочки. Мы-то не против были, но поддерживали позиции англичан и французов — отделить арабов, армян, населенные греками территории и оставить собственно турецкое ядро без Константинополя и Проливов, где учредить международную зону.

Под давлением трех тяжеловесов остальные понемногу пришли в меридиан, но все равно обсуждения постоянно скатывались в разборки между делегациями балканских союзников, в которые подливали масла еще и армянские представители. Претензий у всех к Турции выше крыши, но ведь надо и о будущем думать!

Грызню между греками и болгарами насчет принадлежности Фракии прекратил Черчилль, которому я по старому знакомству растолковал, что идея вернуть грекам Фракию означает постоянное давление на международную зону, Царьград-то эллины считают своим городом. И его придется рано или поздно отдавать, что приведет к образованию вместо Османской империи какой-нибудь Греческой, а с идеями об Энозисе, то есть возвращении в единое государство всех сколько-нибудь греческих территорий, это тоже будет не сахар.

Черчилль мгновенно вспомнил о Кипре, нужном англичанам как опорный пункт в Восточном Средиземноморье и Фракия ушла болгарам. Грекам в компенсацию отдали Албанию, а пороховую бочку по имени Македония постановили поделить между Грецией, Болгарией и Сербией по национальному признаку на местных референдумах — пусть сами выбирают, в каком государстве хотят жить и потом не жалуются. Вот так и закончилась история Османской империи.

Глава 20