— Вот тебе и ответ. Сколько нужно пушек, ружей, снарядов, да патронов? А ежели воевать долго? Годика так три?
Лицо Редигера стало мрачным.
— Я пособлю, не сумлевайтесь. Но запомните главное. Для вас — война уже началась. Здесь, 30-го июня 7-го года.
Поверил Редигер, не поверил — сейчас не важно. Будет ждать, проверять мои пророчества. Главное, что Палицын готов действовать. Я это понял, когда мы вышли из министерства, пошли в сторону набережной. Дул приятный летний ветерок, по Неве скользили лодочки и даже тройка парусников.
Меня узнавали, и к нам периодически пытались подходить люди — крестьяне, мастеровые… Двое адъютантов Палицына всех разворачивали.
— Меня последние дни тяжелые сны терзают — начал генерал — Просыпаюсь в крике, весь в поту, жену пугаю…
— Валерьянки попей на ночь — я оперся о парапет ограды, вздохнул морской воздух. Рядом бонны с белыми зонтиками гуляли с детьми, строем куда-то шли моряки.
— Что можно сделать прямо сейчас? — прямо спросил Палицын.
— Два дела. Первое, на вот про разведку бумаги — я протянул генералу конверт — Набирай людей, открывай отделения СМЕРША по всем приграничным округам.
— Смерша?!? — Федор Федорович выпал в осадок.
— Смерть шпионам. Надо же как-то назвать новую службу… Чтобы только одного названия пугались и в штаны наваливали…
Генерал покачал головой, засмеялся.
— Ладно, подумаем. А какое второе дело?
— Сделайте в министерстве бумагу. Важную, фицияльную… Мол негоже армейцев к подавлению беспорядков дергать. Теряется вся выучка, солдаты разлагаются….
— Был об этом уже разговор с Его Величеством — махнул рукой Палицын — Говорили, что нужна особая полицейская стража. Все бестолку…
— Тепереча я поговорю. Сначала с царицей, потом с Никсой. Сдвинем дело. Но от вас нужна бумага. С ней поеду в Царское.
— Сделаем — генерал тяжело вздохнул, достал платок, вытер потное лицо — Однако жарит. Не пройти ли нам пообедать?
Я достал часы, посмотрел время.
— В «Медведь»?
— Почему бы и нет? Там говорят новые блюда появились. Москвичи придумали два салата. Шуба и еще какой-то. Наши, столичные, оперативно переняли.
Теперь засмеялся я. Кулинарный прогресс на марше.
Глава 7
О выезде в Европу пришлось договариваться с царем. Аликс устроила истерику и напрочь отказалась отпускать меня.
— Чую темным оттуда несет — обрабатывал я уже Николая — Дьявольским чем-то. Атеизм ихний, суфражизм… Педераст на педерасте.
— У тебя, Григорий и у самого женская фракция в партии есть.
— У меня она освящена — почти не соврал я — На съезде Феофан лично был. А там, у европцев что-то сатанинское, енфирнальное. Ну вдруг Антихрист народился? Ходит по неметчине, к нам присматривается. Откуда эти клубы самоубийц в столице, да канканы богомерзкие? Тянет, тянет… Надо бы разобраться.
— Разбирайся — разрешил царь — Только не долго. Вон как Аликс бушует.
— Буду молиться за вас всю дорогу — пообещал я.
Тяжелое прощание вышло с семьей.
— Опять нас бросаешь — завыла Парашка — Что тебе не сидится на месте?! Чай во дворце поселили, с фарфора ешь…
— Цыц, дура! — рявкнул я на жену — Не твоего бабьего ума дело.
— Как же я буду тут одна, без тебя?!
Парашка дичилась порядков в Царском. Все эти церемонии, камердинеры, позолота в сортирах… Оно и можно было понять — прямо из деревни и во дворец. Слишком большой шок для психики.
— Ты же вроде хорошо поешь? — наобум ляпнул я.
— Об чем ты, Гришенька? — удивилась жена.
— Царь с царицей чувствительные особы, даже слезливые. Будешь по вечерам приходить к ним, вышивать и петь песни. Какие знаешь?
Парашка перекрестила рот: — Ах ты доля, моя…По пыльной дороге телега несется… Много всяких знаю.
— Вот, еще одну запиши…
Надо было удивить Никсу с Алекс, еще крепче привязать к себе. Я решил подарить этому миру «Течёт река Волга». Благо моя мама любила творчество Зыкиной — эта песня часто звучала у нас дома.
— Что ты, батюшка, неграмотная я!
Я выругался.
— А Димка?
— Так работал он, не до учебы… Вот Матрена к дьячку ходила в воскресную школу. Разумеет буквы то.
Позвали старшую дочь, я написал слова, напел песню как мог. У Матрены оказался отличный музыкальный слух, она смогла с первого раза повторить. Вывела — любо дорого. Тонким, пронзительным голоском:
— Откель ты, батюшка, такие душевные песни ведаешь? — семья дружно на меня насела.
— Долго странствовал по свету. Слыхал и запомнил.
Я почесал бороду — как же она меня достала! Мочалка бесконечно собирала разную грязь и крошки, кожа зудела…
— Димку також обучите песне — я погрозил семье пальцем — Чтобы подпевал. Ясно?
Парашка с Матреной дружно кивнули.