Я Распутинъ. Книга вторая

— А вот так. Мне неважно, в какую церковь вы ходите и ходите ли вообще, лишь бы дело делали. А в колониях моих дети малые сами определяют, кто сегодня на кухню, кто полы моет, распорядок устанавливают и вообще всю свою жизнь. Нешто вы, взрослые мужики, не справитесь? — вывалил им на голову и добавил: — Через месяц чтобы в кооперативе, то есть артельной лавке, сами все решали. Дело начальства — стройка и завод, а уж как вне этого жизнь налаживать, смотрите сами. Только чтобы никакого попустительства лентяям и пьяницам! За вшей и прочую живность також буду жестко рублем карать.

Мужики довольно загомонили, возможность приструнить буйных и бестолковых им понравилось. Против санитарии тоже никто не выступил. Да и почуяли, что будут лидерами не только неформальными, но и формальными.

— Бабу, бабу из правления уберите — вперед вылез плюгавый мужичок.

Я нахмурился. Лена и правда занималась не только вербовкой работниц, но и лезла в дела других заводов. Девушка она была активная, а Сотников появлялся в Сызрани наездами, за всем уследить не мог. Вот поди, теперь пройди между «Сциллой и Харибдой». Снимешь Елену — обидится и я потеряю ценного, активного, а главное мотивированного работника. Не снимешь — мужики буянить будут. Патриархат!

— Давай так — решился я — Ежели за Еленой Александровной какие оплошности или просчеты будут на ваш счет — пишите мне в столицу. По-перву оштрафую ее. Ежели повторно негодна будет — сниму и другого к вам пришлю. В штанах.

Народ засмеялся, напряжение окончательно спало. Я же себе сделал заметку — поговорить с Еленой. Пусть подберет помощников в «штанах» — проще руководить будет. Вот хотя бы из возрастных детей Чернухина. Два сынка у него прям на выданье — кровь с молоком.

И тут нас всех арестовали. Так сказать, картина Репина «Не ждали» — ввалился уездный исправник со своими орлами и всех разом повинтил, незаконное сборище, смутьяны и заговорщики и все такое. Я только успел боевикам махнуть, чтобы ни-ни, а пока нас выталкивали наружу, шепнул Дрюне, чтобы метнулся за Леной, дал знать Чернухину да принес из моих бумаг индульгенцию от Столыпина. В сенях нарочито споткнулся, повалился, уронил соседа, в дверях образовалась куча мала, вот парень и смылся, да так ловко, что городовые и не заметили.

Привели нас в городской участок, рассадили в обезьяннике и полицейское начальство принялось на нас орать. Я же только посмеивался — ну который раз уже, то в Шуе, то вот в Сызрани, — чем еще больше бесил исправника. Как же, смерд, холоп, мужик сиволапый смеет лыбиться на речи персоны седьмого класса! И совсем было дело у нас до конфликта дошло, как примчался Дрюня, да не один, а с бледным Чернухиным, что сразу сбило градус. А уж бумага от Петра Аркадьевича вообще произвела волшебный эффект. Так что когда я заявил, что мы с подачи начальника Охранного отделения Зубатова еще и профсоюз намерены создать, исправник даром что не козырнул и вообще являл собой другую картину Репина — «Приплыли».

Но мало-помалу пришел в себя, и, направляемый Чернухиным, выдал второй слой заварухи. Боевики только всякую мелочь успели раскопать, а исправник, так сказать, держал руку на пульсе. Город-то после пожара все отстраивался, бревна-доски-кирпичи вздорожали, а тут некий хрен с горы заводы ставит. Вот и родилось грамотное управленческое решение — хрена, то есть меня, вытолкать, а стройматериалы потом по дешевке выкупить. Или вообще расхитить.

Вот трое местных тузов и стакнулись. Ну чисто московские старообрядцы, что недавнюю революцию спонсировали — заварим кашу и в мутной воде рыбки наловим.

Ничего, устрою вам рыбку. Надо только дела на стройке в порядок привести и дождаться, когда колония местная в полную силу заработает. Там у нас сотня пацанов планировалась, а цветы жизни это страшная сила, если подсказать да направить — весь город по кирпичику разнесут. Будет и у меня кнут на «тузов», не только пряник.

Глава 19

Аккурат к моему возвращению в Питер, с вод внезапно приехал Великий князь Владимир Александрович. Тот самый бывший глава гвардии, «регент» при молодом Николае, угодивший в опалу из-за неудачной женитьбы своего сына. Еще до моего появления в этом милом времени.

Грузный громогласный мужик с густыми бакенбардами а-ля Александр II сразу завладел вниманием семьи. И впервые мое положение при дворе по-настоящему пошатнулось. Никса смотрел в рот дяде, сразу отменил «кругосветное путешествие» его кузена — Николая Николаевича. Сколько я боролся с ним, сколько нервов и сил потратил — и вот снова здорова. Бывшему командиру гвардии сразу была послана телеграмма, аристократы зашевилились, группируясь вокруг «Большого Владимира». Ожили почти мертвые Госсоветы и Сенаты. Посыпались какие-то бессмысленные указы, распоряжения.

Мою семью отселили из домашнего крыла, в Царское село зачастил Герарди. Должность начальника дворцовой полиции все еще пустовала и пошли слухи, что моего ненавистника вернут обратно.