Я Распутинъ. Книга вторая

Программу трудовых колоний встретили вообще овацией и неудивительно — нам ее разработал руководитель московской колонии Щацких. Я и не знал, что тут с идеями о трудовом воспитании серьезно работали еще до Макаренко, а вот поди же ты… Станислава Теофиловича нам нашел все тот же Булгаков, сидевший ныне в президиуме съезда. Нашел и представил мне лично, и ни разу не прогадал. Ну вот правда — в Москве 1906 года жил и работал человек, который создал настоящий… Дом Пионеров! Потому как иначе назвать его “Дневной приют для приходящих детей” и не получится. Кружки-мастерские — слесарные, столярные, швейные. Музыкальное образование (сам Шацкий, кстати, классно пел, а жена у него вообще профессиональный музыкант, она-то нам “Смело мы в бой” и прочее оркестровала или как оно там называется — в общем, теперь наши песни по нотам любой оркестр исполнить может, пора песенник издавать). Педагогика сотрудничества (!). Детское самоуправление (!!). Воспитание коллективизма (!!!).

Неудивительно, что на деятельность Шацкого косо смотрела полиция — никак малолетних социалистов растят? Да еще формально Станислав был католиком, что тоже не прибавляло любви властей к нему. Ну вот угораздило человека родиться в семье смоленской шляхты… А нам он зашел как патрон в обойму — идеи совпадают, есть возможность для экспериментов, которой он был лишен ранее, а что католик, так у нас в партию все христианские исповедания берут.

Образования он был хоть и неполного, но разнообразного, успел поучиться и на мехмате МГУ, и на медицинском факультете, и даже в Сельхозакадемии. Мы с ним три или четыре раза поговорили по нескольку часов и я теперь точно уверен, что для московского приюта лучшего человека и не сыскать. А пойдет дело хорошо — пусть ведет тему во всероссийском масштабе. И создает нам комсомол вместе с пионерией и октябрятами. “Молодая Россия”, чем не название? Или уж “Ангельская”, для пущего эпатажу?

Только Феофан, прибывший на съезд во второй половине дня, сидел смурнее тучи. И все чернорясные, что вокруг него вились, тоже мрачнели и мрачнели. Я в перерыве послал было капитана хоть немного разговорить, но тщетно.

— Будто язва у него разыгралась, на все смотрит косо, что не скажешь — все не так, — доложил после перерыва Стольников.

— Да какая сейчас язва, пост же?

— Ты, отче, уж извини, человек простой, но я навидался этих постников. Коли рыбное можно, так икру бадьями на стол иереям несут, стерлядь аршинную, да мало ли чего еще.

— А коли и рыбное нельзя?

— На то монастырские повара-искусники есть. Такое из разрешенных продуктов сготовят, ум отъесть можно. Ну а коли скоромного захочется, иереи себе такой грех отпускают. Постники, прости господи…

И это вполне православный и глубоко верующий человек мне сказал. Прогнил здешний идеологический отдел, насквозь прогнил. Но ситуации с Феофаном это не отменяло, чем дальше, тем больше он высказывался в духе капитана Смоллетта из мультика “Остров сокровищ” — мне не нравится этот съезд! Мне не нравятся эти делегаты! Мне вообще ничего не нравится!

Надувался он, надувался, насколько это возможно при его субтильном телосложении, да и лопнул, ухватил меня за рукав и, брызгая слюной, шипел, что я специально зазвал на съезд раскольников и католиков и вообще берега попутал. А когда я попытался возразить, что все партийные документы ему заблаговременно были присланы для ознакомления и что там прописаны “все христианские конфессии”, Феофан вообще вышел из себя и свалил. Хорошо хоть проклятиями не осыпал, но все равно, впечатление на свидетелей это произвело гнетущее.

— Язва у него, — развел я руками. — Оттого отец Феофан столь раздражен. Помолимся за здравие, братья.

Следом за мной нерешительно перекрестились и все остальные, а я продолжал класть крестные знамения и понемногу тяжелое настроение отступило. И как оказалось, вовремя Феофан свинтил, страшно даже подумать, что он выкинул, останься дольше.

Ведь следующим пунктом у нас было выступление Лохтиной. Елену на трибуну не пустили, решили, что слишком молода и на надо совсем уж дразнить гусей. Даже появление Ольги вызвало в зале сдержанный ропот, а уж когда она выдала согласованный текст… Впору начинать агитационную кампанию под лозунгом “Женщина — тоже человек!”, а то некоторые явно с этим не согласны.

И ведь в феврале все прошло на “ура”. Ну почти. Выступление перед журналистами, отличная пресса, в том числе западная, восторженные отзывы у передовой публики. Непередовая конечно, заклеймила, но тут Столыпин выступил в Думе со своей знаменитой речью “Не запугаете” и общество переключилось на травлю “реакционеров” из правительства. Реакционеры ответил, началась еще большая свара. Она и помогла нам выйти из под удара, а заодно собрать большой отклик по всей России. Откуда только не приходили письма и телеграммы. Почтальоны мешками носили. Благодаря этому мы резко нарастили численность партии, и вот поди ты… Опять огребаем.