Я Распутинъ. Книга вторая

— Господа, сегодня великий день. Я докажу, что любой человек может поднятся в небо и стать ближе к богу. Я верю в гений французских инженеров и техников и в свою русскую удачу. До встречи на том берегу.

Вспыхнул магний, нотариус под надзором Щекина старательно записал мои слова. Я натянул перчатки, надел шлем и очки, сел на жердочки, заменявшие тут пилотское кресло. Вздохнул, помолчал, перекрестился…

— От винта.

Дрюня крутнул пропеллер, я дал движку пару минут прогреться и взмахнул рукой:

— Поехали!

Аппарат легко начал разбег и вот уже я потянул ручку и оторвался. Минута — и серые скалы с маяком позади, а впереди пролив.

Первый раз меня тряхнуло как раз над линией прибоя и я малодушно чуть было не повернул назад, но потом вовремя вспомнил, что учился я только над сушей, а переход к воде — это всегда завихрения в воздухе. Дрожащей рукой выправил аэроплан и понемногу начал загонять его на высоту.

Как управился — огляделся, тут главное направление не потерять, держать строго на северо-запад. Уйдешь влево — так и будешь летать над Ла-Маншем между берегов, уйдешь вправо — Северное море большое, всех примет. Компас-то я приспособил, но и вниз поглядывать надо.

А внизу, в просветах между реечками, жил своей жизнью Па-де-Кале, суетились рыбаки, шлепали каботажники… Когда человек поднимется умом выше колокольни, да глянет оттудова на людей, так они ему покажутся такие малюсенькие, как мыши, пардон, крысы. А лодки — как коробочки, ага, вон и первая спасательная — по моему настоянию на них заказали ярко-желтые паруса в черную полоску, чтобы сверху было лучше видно.

Да какое там сверху, метров сто всего, зато обзор… Раз, два, три, четыре лодки-пчелки, дальше уже дымка и не разглядеть. А совсем-совсем вдали блестят белые скалы Дувра — солнце у меня за спиной, вот и еще один ориентир. Ничего, Гриня, долетим!

Когда прошел над первой лодкой, на ней запалили фальшфейер — сигнал остальным. Не знаю, как на берегу, а я порадовался, все работает. И терзавшие меня страхи отступили — лечу!

Я поерзал на сиденье — точно надо нормальное делать, вся задница затекла, а я и пятнадцати минут не пролетел. Летающий полотняный стеллаж отозвался на мои шевеления рысканьем по курсу, пришлось сосредоточится на управлении и терпеть.

Еще минут десять я летел совсем хорошо, изредка пошевеливая педалями или ручкой, парируя небольшие воздушные ямы и порывы ветра. Движок тянул ровно, английский берег все приближался, цепочка фальшфейеров за спиной догорала. Солнце, море внизу… Эх, красота! Только небо, только ветер, только счастье впереди!

Тряхнуло, да так, что я чуть было не выпал и не полетел самостоятельно. Я вцепился в ручку и принялся выправлять аэроплан, но мотало все сильнее и сильней. Наверное, воздух тут перебаламучен двумя потоками — с равнин Кента и с моря, — и надо забраться повыше, удерживать ручку становилось все трудней и трудней. Еще немного — и меня просто вытряхнет нафиг. Эх, чего же я про ремни то не догнал?!? Ручка поддавалась плохо, я прибавил газу…

И мотор перестал тянуть. То есть не совсем, просто вместо увеличения тяги она просела. Меня замотыляло из стороны в сторону, даже пару раз сбросило с курса. Я держался только мыслью, что до берега всего километра два-три, надо протянуть несколько минут и все… а потом в паникующий мозг стукнула мысль про закись.

Черт его знает, обледенеть ему было негде, но кран подклинил и закись не включалась. Я от отчаяния врезал по нему кулаком, чуть не упустив рукоятку и чудом выровняв аэроплан. Еще раз, еще — фу-ух, зашипел газ, пошел, пошел!

Но тяги не прибавилось. Я с ужасом считал, сколько я еще продержусь в воздухе, прежде чем рухну с кучей тряпок и палок в море или на пляж (и еще неизвестно, что хуже), но через несколько секунд движок чихнул, потом еще раз… а потом потянул!

Да так, что я взмыл над меловыми скалами и увидел за ними зеленые лужайки Норт-Даунс. Выше, выше, еще выше! Две минуты! Всего две — и я над сушей!

Боженька дал полторы.

Мотор хрюкнул, залязгал, выпустил струю черного дыма, скрежетнул и остановился. Пропеллер лениво прокрутился несколько оборотов, аппарат со свистом перешел в планирование.

Глава 11

Какими силами я удержал аэроплан и не дал ему свалится — не знаю. Но до лужаек я дотянул и даже сел почти штатно, сломав лишь правое колесо.

Встречали меня овцы, сперва шарахнувшиеся от неведомой дряни, упавшей с небес, а потом подходившие щипать травку все ближе и ближе. А я все сидел, не замечая впившихся в зад реек и приходил в себя. Минут через пять или сколько там прошло я лениво подумал, что надо бы слезть и посмотреть двигатель, но дрожь в ногах говорила о том, что я не сделаю и шагу. Дым из мотора все истончался, пожар мне не грозил, значит, сижу, пока не отдышусь.

Я задрал очки на лоб и запрокинул голову. Хорошо… Овцы блеют, трава на ветру шуршит, движок тарахтит… Не сдох, значит, крутится… Как не сдох? Я повернул голову и уставился на неподвижный пропеллер, недоумевая, отчего звук мотора с каждой секундой все громче. Надо все-таки слезть и посмотреть.