Я Распутин (СИ)

– Ну вот со здешнего и начнем.

– Позвольте, я вас провожу.

Я удивленно поднял бровь. Целый генерал, начальник ГУВД, если по меркам 21 века, будет ходить со мной по камерам?

Лауниц вздохнул, пояснил: – Я все-таки вам жизнью обязан. Это самое меньшее, что я могу сделать.

– Не стоит, Владимир Федорович. Лучше помощника участкового пристава Григорьева кликните, он и покажет.

– Никак вы знакомствами у нас обзавелись? – спросил Лауниц, набрасывая записочку.

Даже боком повернулся, ну так не надо было стол правой стороной к окну ставить, это же каждому школьнику известно, свет должен падать слева.

– Вроде того. Сообразительный малый и расторопный. Ну, не буду отвлекать, в приемной подожду.

– Еще раз примите мою глубочайшую признательность за вашу руку, которая отвела от меня смерть, – склонил голову генерал и отдал записку.

– То не моя рука была, а Бога! – я воздел палец к потолку. – И напоминание, что какой мерой меряете, такой и вам отмерено будет.

– Вы о чем? – изменился в лице градоначальник.

– О деньгах, что вы Союзу русского народа выплатили. За убийство.

– Но… как…

– Не по людски это, – продолжал я, – и не по божески. Помните, что грех отмолить бы надо.

И ушел, оставив Лауница хлопать глазами.

История эта стала известна не сразу. Лауниц не только поддерживал СРН, но отвалил 2000 рублей убийцам депутата I Государственной Думы еврея Герценштейна. Ходили слухи, что сам градоначальник для этого был туповат и деньги были от людей повыше, а Лауниц был просто передаточным звеном. Мутная история, но упомянуть ее я все-таки решился – хороший крючок для генерала.

* * *

Евстолий запустил в допросную сидельца, вышел, прикрыл дверь и уехал за вторым кандидатом в «Кресты».

– Садись, господин хороший, потолкуем.

Арестант подошел к табурету у стола, сел, положил руки на стол. Спокоен, не хорохорится и не пугается, это хорошо, психика крепкая, с моими выкрутасами такой и нужен.

– Рассказывай.

– Что именно? И как вас величать?

– Григорием Ефимовичем. А рассказывай все по порядку, где родился, где учился, как в тюрьме оказался.

Ничего особенного Георгий Спиридонович Щекин, из мещан города Ромны, двадцати шести лет, вероисповедания православного, мне не рассказал. Обычные родители, состояния так себе, но старшему сыну образование дали – закончил он гимназию и юридический факультет Санкт-Петербургского императорского университета. Сильно увлекся толстовскими идеями, а от них и осознания общей несправедливости и безысходности, пришел к революционерам. В серьезных делах поучаствовать не успел, так, брошюрки-листовочки, собрания-митинги. По окончании курса съездил домой и слегка прифигел от революционного разгула – как-то не вязалась толстовская основа с эксами, бомбами и прочей револьверной трескотней. И это в тишайших и захолустнеших Ромнах, а что в крупных городах творилось?

Вернулся в Питер, в службу вступил помощником присяжного поверенного, да тут его полиция и прихватила. На допросах в заблуждениях покаялся, но никого не выдал, значит, и характер крепкий.

Лицо чистое, черты правильные, волосы темные, глаза орехового цвета, нос чуть длиннее чем надо. В целом хорошее впечатление производит.

– Такое дело, Георгий Спиридонович. Мне стряпчий нужен, толковый да верный.

– Лично вам?

– Не совсем. Вокруг меня сейчас несколько дел закручивается – партия «Небесная Россия», газета «Слово», приюты для пацанвы с работой и заработком, много чего. Без грамотного человека никак, договор там составить или вексель подписать.

– Так это в любой конторе вам сделают.

– В любой не годится. Есть такие вещи, которые людям со стороны знать не надо. Не, ничего противозаконного, – объяснил я, увидев у Георгия на лице сомнение, – просто что знают трое, знает и свинья. Делу ущерб выйти может. На-ко вот, почитай.

Щекин взял у меня программу партии и углубился в чтение. Вот сразу юрист виден – не пробегает глазами, а каждую мелочь вникает. Ценный кадр.

– Так это, Георгий Ефимович, – поднял он на меня глаза, – почти толстовство.

– Почти, это верно. Только мы полагаем, что на силу надо отвечать силой, а так все сходится. Так как, Георгий Спиридонович, пойдете к нам? Жалованьем не обижу.

– Так я же как минимум поднадзорный, или, скорее, административно ссыльный. Если не заключенный.

– Это мы поправим, не сумлевайтесь.

– И как же? – скептически прищурил глаз правовед. – В градоначальстве влияние имеете?

– Поднимай выше, Егор. К царю вхож.

Вынул из кармана и показал номер газеты Слово, в котором общий парадный снимок царской семьи вместе со мной. Жора в удивлении покачал головой.

– А ты как думал. Такое дело только снизу никак не поднять, поддержка сверху нужна. Твоего графа Толстого Синод вон, шибко не любит, оттого дело медленно идет. А мне мешать не посмеют. Ну, или будут так, по мелочам покусывать.

Говорили больше часу, все Щекин выспросил, обо всем осведомился. обстоятельный парень. И согласился.