Я родилась пятидесятилетней. Книга вторая (СИ)

Однако самой ей были не чужды некоторые чисто женские хитрости, которые она беззастенчиво пускала в ход, если чего-то желала. Мне оставалось лишь сжимать зубы и задерживать дыхание, когда она вытворяла подобные фокусы со мной, и без того готового выполнить любой её каприз.

Я представил более скромную, более неловкую версию любимой… Точнее, попытался это сделать, так как в последнее время её образ всегда ассоциировался у меня с гордой осанкой, танцующей походкой и смелым прямым взглядом, который отшивал меня почти месяц, заставляя с исступлением штурмовать эту неприступную крепость, возрождая во мне всё человеческое, мужское… Чудовищно настойчивое…

Ценил бы я свою любовь так же, если бы не было того месяца борьбы не с собой, с Ней за её сердце?

Я не хотел думать об этом. Тем более, когда держал Беллу в своих объятьях, зная: моя победа не стала легкой…

— Хочешь сказать, что я должен был влюбиться не в тебя, а в Анжелу Вебер?

Любимая покачала головой, как будто я совсем не понял её.

— По характеру, возможно… Представь, что ты не слышишь её мысли, что она пахнет, как я, выглядит, как я…

И я бы её съел…

— Но неловкая, как Бо? — уточнил я вслух, с трудом рисуя этот образ в своём воображении.

Всё, что связано с Квоном, вызывала во мне устойчивое раздражение, жажду разрушения и отторжение.

Точно бы, съел… Без помощи того злополучного кондиционера, который потом выключили по просьбе мисс Свон, чтобы я смог открыть окно и вдохнуть свежий воздух, я бы не сдержался. Да и вообще, не заговори Белла мечтательно о скальпелях в столовой, мы могли и не обратить внимание на новенькую, а, значит, Элис бы тоже не пришла спасти меня от девчонки с самой вкусной на свете кровью…

— Да! — её восторгу не было предела, кажется, я нарисовал именно тот образ, что она видела в своей голове.

Помолчав немного, я представил свой ужас и свою растерянность, когда вместо умопомрачительно смелого, страстного ответа на свой поцелуй я бы получил обморок любимой… Или сколько проблем и головной боли мне доставила бы невезучесть Квона, воплощенная в Белле, учитывая, что этот парень мог легко пораниться и упасть на ровном месте. Помножив вышеперечисленное на принимаемую даже сейчас в расчёт хрупкость человеческого тела и свои страхи о безопасности Беллы, я понял, что сошел бы с ума, если бы не контролировал каждый шаг и жест любимой. Девичьи слёзы счастья, возможно, и были трогательно милыми, но я содрогался от мысли увидеть слёзы на щеках Беллы… Я помню, как она плакала из-за отъезда этого щенка… Нет… Её сияющих восхищением глаз мне всегда будет достаточно!

— Ну… И за что ты так со мной? — спросил я спокойно, не понимая, чем навеян этот глупый образ, который любимая противопоставляла себе.

Она улыбнулась, но как-то невесело. Я бы многое отдал за то, чтобы сейчас прочесть её мысли.

— Мне кажется, что такая пара выглядела бы органичней, чем наша с тобой… — попыталась она донести свою позицию, осторожно подбирая слова. — Я постоянно куда-то бегу, что-то обсуждаю, чем-то озабочена… Ты не отдыхаешь рядом со мной…

Я рассмеялся и напомнил ей, что как вампир не нуждаюсь в отдыхе, а последние семьдесят лет я только и делал, что «наслаждался» размеренным существованием без лишних проблем, стремлений и переживаний.

— То, что я не слышу твоих мыслей, является для меня постоянной пыткой наравне с жаждой, Белла. Но благодаря твоей деятельной и открытой натуре, я хотя бы могу догадываться, что иногда творится в этой милой головке, — я поймал её лицо в ладони и с наслаждением прочертил губами линию скул.

Вдохнув божественный аромат кожи, я, словно завороженный, склонился ниже, поймав губами участившийся пульс на шее. Молочно-белая кожа порозовела, а дыхание любимой стало восхитительно хриплым… Прокладывая дорожку обжигающе-холодных поцелуев ниже, к манящим ключицам, лаская руками талию, вычерчивая узоры трепещущими пальцами, я пытался сам не застонать оттого, как сидящая на моих коленях девушка всем телом прижималась к моему… Боже… Одежда не спасала… Трение и жар сводили с ума, запах пьянил, а полувсхлип-полустон, похожий на моё имя, сорвавшийся с её дрожащих губ, уничтожил последние остатки разума.

Резкий, нестройный звук, с которым рука Беллы ударила по клавишам, отрезвил нас обоих. Мы смотрели друг на друга ошарашенными от собственного безрассудства глазами, в которых читался обоюдный голод. Справившись с внутренним зверем, который был чертовски против нашей остановки, я попытался успокоить дыхание, игнорируя пожар в горле и восхитительный румянец любимой.

Господи, только утром я обещал себе быть осторожным!

Не успел я похоронить себя под чувством вины, как мисс Свон, чуть покраснев, взяла всю вину на себя и ловко сменила тему:

— Я безнадёжна, — пробормотала она, касаясь губами, сбитым дыханием моей шеи. — Обмороки — это не моё… Научишь меня играть Бетховена «К Элизе»? Всегда хотела научиться…