Я родилась рабыней. Подлинная история рабыни, которая осмелилась чувствовать себя человеком

Эта любовь-греза была мне поддержкой во многих испытаниях, и мысль, что она подвергнется риску внезапного исчезновения, была нестерпима. В нашей округе жила одна леди, близкая подруга доктора Флинта, которая часто бывала у него. Я питала к ней большое уважение, и она всегда демонстрировала дружелюбный интерес ко мне. Бабушка полагала, что она должна обладать большим влиянием на доктора. Я пошла к этой леди и рассказала свою историю. То, что мой возлюбленный – свободнорожденный, может оказаться большим препятствием, и я это понимаю, сказала я; но он хочет купить меня, и, если доктор Флинт согласится, уверена, избранник будет готов уплатить любую разумную цену. Эта леди знала, что миссис Флинт не любит меня; потому-то я отважилась предположить, что, вероятно, хозяйка одобрила бы мою продажу, поскольку это избавило бы ее от меня. Леди выслушала с добрым сочувствием и пообещала сделать все, что в ее силах, чтобы способствовать исполнению моих желаний. У нее состоялась беседа с доктором, и, полагаю, она честно вступалась за меня, но все усилия пропали втуне.

Как я теперь страшилась хозяина! Каждую минуту ожидала, что он призовет меня; но прошел день, а он так и не дал о себе знать. На следующее утро мне принесли сообщение: «Хозяин желает видеть тебя в кабинете». Я обнаружила дверь распахнутой настежь и на миг задержалась на пороге, глядя на ненавистного человека, который утверждал свое право повелевать мною – и телом, и душой. Я вошла, стараясь казаться спокойной. Мне не хотелось, чтобы он понял: сердце мое обливается кровью. Он пристально глядел на меня с выражением, которое, казалось, говорило: «Я почти решился убить тебя на месте». Наконец он нарушил молчание, и это явилось облегчением для обоих.

– Значит, желаешь замужества? – спросил он. – И за свободным черномазым?

– Да, сэр.

– Что ж, я вскоре покажу тебе, кто твой хозяин – я или тот черномазый, которого ты так почитаешь. Если тебе невтерпеж выйти замуж, можешь путаться с одним из моих рабов.

И в каком я была бы положении, будучи женой одного из его рабов, даже если бы это предложение было мне по душе?!

Я ответила:

– Неужели вы полагаете, сэр, что у рабыни не может быть своих предпочтений насчет замужества? Или думаете, что для нее все мужчины одинаковы?

– Ты любишь этого черномазого? – вдруг резко спросил он.

– Да, сэр.

– Как смеешь ты мне это говорить?! – воскликнул он в великой ярости. И почти сразу добавил: – Я полагал, ты лучшего мнения о себе и выше оскорблений подобных щенков.

На что я ответила:

– Если он щенок, то и я щенок, ибо оба мы принадлежим к негритянской расе. Для нас правильно и честно любить друг друга. Мужчина, которого вы зовете щенком, никогда не оскорблял меня, сэр, и он не стал бы любить меня, если бы не полагал меня добродетельной женщиной.

Доктор бросился на меня как тигр и нанес сокрушительный удар. Это был первый раз, когда он меня ударил, и страх не дал возможности сдержать гнев. Немного оправившись от последствий удара, я вскричала:

– Вы ударили меня за то, что я ответила честно! Как я вас презираю!

На несколько минут воцарилось молчание. Наверное, доктор решал, каким следует быть моему наказанию; или хотел дать время обдумать то, что́ я сказала и кому. Наконец он задал вопрос:

– Ты понимаешь, что ты сейчас произнесла?

– Да, сэр, но вы сами меня вынудили таким обращением.

– Знаешь ли ты, что я имею право делать с тобой, что вздумается, и могу убить тебя, если пожелаю?

– Вы уже пытались убить меня, и жаль, что не убили; но вы не имеете права делать со мной все, что пожелаете.

– Молчать! – вскричал он громовым голосом. – Небом клянусь, девчонка, ты чересчур забылась! Не сошла ли ты с ума? Если так, я скоро приведу тебя в чувство. Думаешь, любой другой хозяин стал бы терпеть от тебя то, что я стерпел этим утром? Многие хозяева убили бы тебя на месте. Как бы тебе понравилось оказаться в тюрьме за свою наглость?

– Я знаю, что вела себя неуважительно, сэр, – отозвалась я, – но вы меня до этого довели, я не смогла сдержаться. Что же до тюрьмы, там у меня было бы больше покоя, нежели здесь.