Я рожден(а) для этого

Листер отпускает его и широко улыбается. На мгновение кажется, будто всё забыто и все прощены, но, когда Листер возвращается на свое место, я вижу, как лицо Роуэна снова каменеет.

АНГЕЛ РАХИМИ

– Тебя хорошо кормят? – спрашивает папа.

– Нет, пап, они не подпускают меня к холодильнику, приходится перебиваться пакетиком чипсов, который ты дал мне вчера.

– Что ж, по крайней мере, это звучит как настоящее приключение.

Я тяжело вздыхаю, прислоняюсь к стене в коридоре и перекладываю телефон в другую руку.

– Не волнуйся. Я отлично провожу время.

– Знаю, – отвечает папа. – Но вы с мамой вчера так поругались… Я просто хочу удостовериться, что с тобой все в порядке. И мама не унимается по поводу этого телешоу, «Озабоченность в сети»…

– Пап, оно называется «Одиночество в сети».

– В общем, если верить твоей матери, эти одинокие и озабоченные обязательно украдут тебя и продадут в сексуальное рабство.

– Мы с Джульеттой несколько лет общались по скайпу. Она очень милая, заботливая и совсем не похожа на мужика, который хочет накачать меня наркотиками и убить.

– Рад это слышать, – смеется папа.

– Мама до сих пор злится? – осторожно спрашиваю я.

– Думаю, да. Сегодня утром она печатала так громко, что я начал беспокоиться за клавиатуру.

Теперь мы оба смеемся.

– Мне кажется, она просто обижена, что ты не пускаешь ее в эту часть своей жизни.

– В смысле?! Я все время говорю о «Ковчеге». Не понимаю, почему это стало для нее сюрпризом.

– Фереште, справедливости ради, для меня это тоже стало сюрпризом.

– Почему?

– Наверное… Полагаю, я даже не подозревал, что ты настолько увлечена этой группой. И когда ты ни с того ни с сего стала кричать на мать…

– Она тоже на меня кричала!

– Знаю, знаю. Но я в жизни не видел тебя такой злой, девочка моя. Ты же у нас обычно тихоня. Вот мы все и удивились, мягко говоря.

Теперь мы с папой молчим. Что-то подсказывает мне, что я недооценила вчерашнюю ссору с мамой. Вообще я хорошо лажу с родителями. Конечно, я не рассказываю им всё-всё-всё, но делюсь многим, и мы любим вместе посмеяться. Но то, как мы с мамой вчера друг на друга кричали… Теперь я понимаю, почему их шокировало мое поведение.

– Ну… Мне жаль, что так получилось. Простите, – бормочу я. – Но эта группа для меня и в самом деле очень важна.

– Знаю, – повторяет папа. – Но мы беспокоимся, что, быть может, она слишком важна.

– О чем ты? Я не понимаю.

– Ну… Что для тебя она важнее учебы.

– Пап, я же говорила, что церемония прощания со школой – пустая трата времени…

– Я не об этом. Ты уже не маленькая девочка. Скоро ты будешь учиться в университете, потом найдешь работу, начнешь новую жизнь. Мы просто хотим быть уверены, что ты помнишь об этом. Иногда создается впечатление, что у тебя на уме только эта группа. Ты все время о ней говоришь.

– Вот и не все время! – возражаю я, хотя в глубине души знаю, что папа прав. Все разговоры с родителями так или иначе сводятся к «Ковчегу». Они терпеливо слушают меня, но вряд ли понимают, почему я так горю этим.

– Мы просто переживаем за тебя, Фереште.

Я смеюсь, не зная, что ответить.

– Пап, я всего лишь иду на концерт.

В коридоре появляется Джульетта с чашкой чая в руках. Она успела причесаться и убрать волосы в свободную французскую косу. Видимо, у меня на лице написано, что разговор зашел куда-то не туда. «Все в порядке?» – спрашивает она одними губами.

Я киваю.

– Фереште, ты куда пропала?

– Я здесь, пап.

– Ты, главное, береги себя. Мы волнуемся.

– Знаю. Но я у вас вроде не совсем глупая. Постараюсь ни во что не влипнуть.

– Ты очень умная. Может, даже умнее нас.

Я слабо улыбаюсь.

– Не, вы в этом доме точно самые умные, – говорю я, напоследок еще раз заверяю отца, что все со мной будет в порядке, и вешаю трубку.

– Что случилось? – спрашивает Джульетта, присаживаясь на батарею.

– Папа звонил. Мама до сих пор злится.

– Ох, – сочувственно морщится Джульетта.

– Да не парься, – успокаивающе смеюсь я. – Это же родители. Мама остынет и поймет, что была неправа.

Джульетта хмыкает и отводит взгляд. О том, что такое ссоры с родителями, она знает не понаслышке. Отец и мать Джульетты – известные юристы, мастера своего дела. Старшие дети пошли по их стопам. А Джульетта хочет учиться на театрального художника.

– Да уж, – говорит она, и на лице ее возникает странное выражение, словно ей неловко обсуждать со мной подобные вопросы. Может, так оно и есть. Если подумать, в наших разговорах мы почти не касались родных.

Мак не находит лучшего времени, чтобы с громким топотом спуститься по лестнице, на ходу застегивая ремень. Завидев Джульетту, он принимается судорожно приглаживать волосы.

– О чем болтаете? – спрашивает он. Любопытный какой.

– Разумеется, тебя обсуждаем, – отвечает Джульетта с проказливой улыбкой, в которой я сразу узнаю свою подругу.

Они с Маком удаляются в сторону гостиной, а я стою и гипнотизирую взглядом телефон, пытаясь сообразить, что же отец хотел сказать о маме.

Мама не понимает меня. Не понимает, почему какая-то музыкальная группа так много для меня значит.