Я рожден(а) для этого

Я наливаю стакан воды, залпом выпиваю, наливаю еще один и иду к окну. Даже дождь, вопреки обыкновению, ничуть не успокаивает. Меня не покидает чувство, будто он скребет прозрачными пальцами по стеклу и пытается забраться в дом, чтобы его затопить.

Сглотнув, я смотрю на улицу внизу. Хотя мы живем в респектабельном районе, безлюдным его не назовешь. Если бы я мог выбирать, то поселился бы в Озерном крае, и чтобы на пятьдесят миль окрест не было ни души.

Желание вырваться из четырех стен буквально сводит с ума.

Год назад Сесили строго-настрого запретила нам появляться на улице без телохранителей. В тот раз мы решили пойти в кино после собрания в «Форт Рекордс» – кинотеатр был прямо за углом. Идея оказалась так себе: на выходе из здания нас поджидала толпа фанатов и журналистов. Людей было так много, что я запаниковал; Роуэн грубо распихивал напиравших, а Листера кто-то схватил за руку.

Больше мы одни не гуляли.

Я открываю окно, чтобы собрать в ладонь дождь. Холодный ветер врывается внутрь. Я глубоко вдыхаю. Надо же, я и не замечал, как у нас душно.

А что, если я… просто выйду из дома?

Всего на минутку. Надену толстовку с капюшоном или бейсболку. Никто и внимания не обратит. Просто постою у крыльца. Подышу свежим воздухом.

Не оставив себе времени на раздумья, я бегу в комнату, хватаю толстовку и мчусь к лифту. Пока кабина мягко скользит вниз, желудок совершает кульбит, словно я на американских горках. Забытый вкус свободы.

Двери лифта разъезжаются, и я пускаюсь бежать. Прочь, прочь от этих стен. Перескакивая через ступени, выбегаю на тротуар. Свежий воздух и свет, как же здесь светло! А дождь такой прохладный и чистый! Он не причинит мне вреда.

– Мистер Кага-Риччи!

Сердце пропускает удар. Я оборачиваюсь и понимаю, что меня окликнул Эрнест, наш швейцар. Какое облегчение. Он спешит ко мне так быстро, как может, то есть довольно-таки медленно. Все-таки ему восемьдесят два года.

– Мистер Кага-Риччи, а вам можно выходить одному?

– Что? – Я медленно моргаю, не совсем понимая вопрос.

Эрнест тем временем раскрывает зонт у меня над головой.

– Лучше зайдите внутрь, сэр, ливень-то какой! – качает головой Эрнест, стараясь не слишком пыхтеть после пробежки. – Да и не дело вам стоять тут одному.

Ненавижу, когда он называет меня «сэром». Он в четыре раза старше и застал еще Вторую мировую.

– Все в порядке, сэр? – озабоченно хмурится Эрнест. – У вас, кажется, кровь на шортах.

Я бросаю взгляд вниз. Так и есть. Все шорты в крови.

– Я… порезал руку. Чашкой, – бормочу я и неловко машу забинтованной кистью.

– Да? А выглядит так, будто вы с кем-то крепко повздорили, – хмыкает Эрнест. – Вы же не деретесь с друзьями, сэр?

– Нет, – отвечаю я, прекрасно понимая, что всей правды рассказать не могу.

Эрнест тяжело вздыхает, чем живо напоминает мне дедушку. И Дэвида Аттенборо[14]. Собственно, потому я с ним и подружился, когда мы сюда въехали.

– А что вы здесь делаете, позвольте спросить?

– Да вот, решил прогуляться.

– Под проливным дождем?

– Ну да.

– Боюсь, гулять без телохранителя – так себе затея, сэр.

– Я знаю. – Я поднимаю глаза на Эрнеста и читаю в его взгляде понимание и сочувствие. Хотел бы я его обнять. – А вы можете пойти со мной?

Эрнест снова хмыкает.

– Во время дежурства мне запрещено покидать здание.

– О. – Я запихиваю руки в карманы. – Тогда пойду один.

– Сэр, я правда не думаю, что…

– Я только обойду парк. Вернусь минут через десять.

– Но если вас кто-нибудь узнает…

Но я уже вышел из-под зонта и шлепаю по лужам.

– Со мной все будет в порядке, – бросаю я через плечо.

А если и нет, меня это не волнует. Эрнест что-то кричит мне в спину, но дождь заглушает его слова.

•

На самом деле парка в нашем районе нет – лишь длинная полоса травы, деревьев и цветов, стиснутая со всех сторон жилыми зданиями. Попасть туда могут только местные, поэтому я не жду подвоха. Тем более что на улице быстро темнеет: последние лучи закатного солнца даже не пытаются пробиться сквозь вязкие серые тучи.

В парке никого.

Я сажусь на скамейку, скидываю капюшон и снимаю бейсболку. Капли дождя легко жалят щеки, лоб и голые колени. Похоже на сеанс иглоукалывания. Я растираю лицо, умываясь дождем и прогоняя сон. Потом пробегаюсь рукой по волосам, мокрым и мягким. Смотрю на пальцы. Наконец я снова чувствую, что мое тело принадлежит мне, а не кому-то еще.

В траве у ног мелькает белка. Секунду спустя она рыжей молнией взлетает на дерево и бесследно исчезает среди темных ветвей.

Я с улыбкой наблюдаю за ней, а потом замечаю, что кто-то приближается.

Вот черт. Что делать? Бежать? Или прятаться? Вдруг меня узнают. Ну конечно, узнают. Нет, нельзя, чтобы меня застали в таком виде. Люди сразу догадаются, что я живу поблизости. Поползут слухи и…

– Молодой человек, вы видели рудбекию?