Я рожден(а) для этого

Он обнимает меня, и я наконец чувствую, что это он, а не алкоголь.

– Мне очень жаль, – мычит он мне куда-то в плечо, словно просит прощения сразу за все человечество. – Я не так себе это представлял.

– Что представлял? – хрипло шепчу я.

– Как скажу тебе.

Пришедший в норму желудок снова завязывается узлом. Нет, быть такого не может. Только не сейчас. Листер же никогда… Я даже не думал…

– Тебе необязательно отвечать на мои чувства, – говорит он, и голос его срывается, но я не понимаю, смеется он или отчаянно пытается не заплакать. – Только прошу, не нужно меня ненавидеть.

– Я не ненавижу тебя, – запинаясь, отвечаю я, хотя на самом деле мне хочется сказать совсем другое. Что я люблю его – просто не так, как он любит меня, по крайней мере пока. И я хочу ему помочь, хочу, чтобы он перестал пить, но у нас у всех в жизни дерьма хватает, и я мало что понимаю в этом мире, кроме того, что нам нужно друг за друга держаться. А признание Листера, его невысказанные чувства… Я не хочу о них знать. Не сейчас. Сейчас у меня нет сил даже думать о них.

Наконец Листер отпускает меня – очень вовремя, на спине, наверное, уже синяк от раковины – и поворачивается к двери.

– Всего один концерт! И мы сможем упокоиться с миром! – бросает он через плечо. Голос у него жизнерадостный, но я еще не отошел от случившегося, и прощальное «упокоиться с миром» долго звенит в ушах и намертво застревает в мозгу.

АНГЕЛ РАХИМИ

– Я умру. Нет, я точно умру, – повторяю я по пути от станции метро к Арене О2.

– Я бы не советовала, – отвечает Джульетта с таким видом, будто две недели отдыхала в загробном мире и поставила ему два из пяти на «Трипэдвайзере».

Мы движемся в плотном потоке фанатов «Ковчега». Хотя многие при слове «фанатка» представляют визжащую двенадцатилетку, на самом деле мы куда более разнородны. Не спорю, среди нас есть и двенадцатилетние девчонки в футболках с символикой группы; на лицах – яркий грим, в руках – самодельные плакаты с сердечками и надписями «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЛИСТЕР» или «РОУЭН, ДЖИММИ, ЛИСТЕР». Есть девушки постарше с цветными волосами; они одеты в драные черные джинсы и куртки, на ногах – мотоботы. Некоторые выглядят так, будто собрались в клуб: макияж, укладка, каблуки, блестящие клатчи. Я даже взрослых замечаю в толпе – довольно молодых, правда, но они все равно выделяются на общем фоне. Я знаю, что в их сердцах по-прежнему бьется любовь к «Ковчегу», и если по радио в машине включают наших мальчиков, они подпевают во весь голос – потому что им безразлично, что думают люди. И сюда они пришли, чтобы почувствовать абсолютное счастье. Наверное, многим знакомо это желание. Все мы здесь хотим стать счастливее.

Ну, кроме Джульетты.

Она с самого утра не в настроении, и я понятия не имею, в чем причина. Как она может быть не в духе сегодня, ведь мы так долго этого ждали?

И все эти дни она провела с Маком, вроде как любовью всей ее жизни.

Так в чем проблема?

•

Для встречи с фанатами отвели огромный зал, где уже выставили ограждение для очереди. Там, в конце пути, в специально отведенном месте за ширмой, у нас будет десять секунд на то, чтобы поздороваться с мальчиками и сделать фото на память.

Я выбрала свой лучший наряд: бейсбольную рубашку с пуговицами под горло и надписью Angels на груди (тетя с дядей привезли мне ее из Лос-Анджелеса, спасибо им за это огромное) поверх лонгслива. Я все равно жутко нервничаю из-за встречи с «Ковчегом», но хотя бы чувствую себя собой, что тоже очень важно.

Я мысленно повторяю, что именно скажу.

Джимми/Листер/Роуэн: Привет, как дела?

Ангел: Замечательно, спасибо! Я так рада наконец-то встретиться с вами, ребята! Я слушаю вас с тринадцати лет.

Джимми (Господи, пусть это будет Джимми!): Да ладно!

Ангел: Правда-правда! И благодаря вам я познакомилась с кучей замечательных людей и завела много друзей. С вашей музыкой я прошла через подростковые годы. Надеюсь, вы всегда будете писать!

Джимми (Господи, пусть это снова будет Джимми): Мы тоже на это рассчитываем. Спасибо, что пришла!

А потом я попрошу их сфотографироваться со мной так, чтобы Джимми и Роуэн держали меня за руки, а Листер стоял сзади и делал знак мира над моей головой.

После этого я смогу упокоиться с миром.