Новый контракт означает более продолжительные гастроли. Больше интервью, больше крупных спонсоров, больше мерча – и, главное, мы наконец отправимся покорять Америку. Наш сингл в США недавно вошел в десятку лучших, но нам организуют настоящий тур по Штатам, чтобы мы завоевали американскую аудиторию – а вместе с ней, быть может, и весь мир.
И мы, конечно, всеми руками за. Никто не возражает против того, чтобы наша музыка звучала во всех уголках планеты, а имена вошли в учебники истории. Но все эти интервью, гастроли, участие в чужих концертах и прочее в утроенном количестве, честно говоря, не вызывают у меня особого энтузиазма. Более того, такое будущее пугает.
– Нам обязательно сейчас об этом говорить? – бормочу я.
Сесили продолжает что-то печатать в телефоне.
– Разумеется, нет, малыш. Можем вернуться к дерьму и тревожности.
– Отлично.
Роуэн тяжело вздыхает.
– Посмотрите, что вы наделали. Превратили Джимми в ворчуна.
– Ничего я не ворчу…
Листер открывает рот в притворном изумлении.
– А я-то тут при чем?
– Вы оба постарались. – Роуэн обводит рукой Листера и Сесили.
– Никто ни в чем не виноват, – говорю я. – Просто у меня странное настроение.
– Но ты ведь рад? – опять спрашивает Листер.
– Да! Очень рад.
И я действительно рад. Только еще нервничаю и напуган до чертиков.
Теперь все трое внимательно смотрят на меня.
– Мы же выступаем в «Долби»! – кричу я и ловлю себя на том, что снова улыбаюсь.
Роуэн складывает руки на груди и выразительно поднимает брови. Но потом кивает и ничего не говорит. Листер издает торжествующий вопль и принимается опускать окно, но Сесили проворно шлепает его по руке и возвращает стекло на место.
Крики на улице уже не напоминают шум прибоя – теперь это скорее пронзительный скрежет гигантских механизмов. «Хаммер» останавливается, и я чувствую, что меня слегка мутит. Не знаю, почему сегодня настолько тяжелее. Я всегда нервничаю, но обычно держу себя в руках.
Уверен, как только мы окажемся на сцене, я приду в норму. И буду наслаждаться, как советовала Сесили.
Я пробегаюсь пальцами по ключицам, нахожу крохотный крестик, который болтается на шее, и прошу Бога послать мне немного спокойствия. Надеюсь, Он услышит.
Сегодня я в черном – в группе это мой цвет. Узкие брюки длиной до щиколоток, ботинки-челси, которые уже натерли мне ноги, широкий джинсовый пиджак и рубашка, воротник которой пытается меня задушить. И маленький значок с флагом трансгендеров – я всегда прикалываю его, когда выхожу в свет.
Роуэн отстегивает ремень, ласково хлопает меня по щеке, щиплет Листера за нос и командует:
– На выход, господа.
К
Мы вылезаем из машины; какая-то женщина кидается приводить в порядок наши прически и макияж, другая быстро чистит роликом мой пиджак. Мне нравится, как они вечно возникают из ниоткуда. Мужчины в джинсах с большими камерами. Лысые телохранители в черном. И у всех эти чертовы бейджики.
Роуэн натягивает серьезное выражение лица. Умереть можно. Этакая смесь надменности, недовольства и затаенных чувств. Перед камерами он не улыбается.
Зато Листер улыбается за троих – он всегда хорошо получается на фото. И явно не страдает от синдрома стервозного лица, скорее наоборот.
От криков можно оглохнуть. В основном все вопят: «Листер! Листер!» Он поворачивается, вскинув руку в знак приветствия, и я тоже отваживаюсь поглядеть по сторонам.
Девочки. Наши девочки. Виснут на проволочной ограде, размахивают телефонами, грозят затоптать друг друга и визжат от счастья.
Я тоже поднимаю руку, приветствуя их, и крики набирают громкость. Вот так мы и общаемся.
Взрослые, чья обязанность – сопровождать «Ковчег» везде и всюду, подталкивают нас в нужную сторону. Телохранители, гримеры, женщины с рациями… Листер вырвался чуть вперед, Роуэн идет за ним, а я болтаюсь в хвосте и неожиданно понимаю, что жду этой церемонии сильнее, чем какой-либо. В Великобритании нам уже случалось бывать на подобных, но в Америке эта для нас первая и потому – особенная. Это наш первый шаг на пути в американскую музыкальную индустрию, первый шаг к мировому успеху – и к тому, чтобы остаться в истории.
Подумать только: мы проделали весь этот путь, от старого гаража где-то в Кенте – до красной ковровой дорожки в Голливуде.
Я поднимаю лицо к калифорнийскому солнцу и ловлю себя на том, что снова улыбаюсь.
Фотографии – это очень важно, сами понимаете. Словно в мире недостаточно наших фото в хорошем качестве. Сесили как-то пыталась мне объяснить. Им нужны свежие снимки, сказала она. Последние фотографии моей новой прически – мне недавно выбрили виски. Фото костюма, в который одет Роуэн, – журналам мод тоже нужна пища для обсуждений. Нужны свежие фотографии Листера. Потому что они продаются.