— Ну, половина тайны — уже не тайна. Никита знает, — улыбнулся он, вспоминая строптивого парня, похожего на него как две капли воды. — И да, я смогу. Потому что я знаю, кто я. Иногда этого достаточно. Думаешь, у меня не хватает мозгов или интеллекта? Хотя на эмоциях я готов был разрушать, крушить, сметать все на своем пути. Это от бессилия. От невозможности время повернуть вспять. У меня было время подумать, взвесить и поступиться собственным гонором. Как ты тогда говорила? Главное, чтобы дети были счастливы.
«Точно так же твой папа хочет счастья для тебя, — проговорил он мысленно. — Это, наверное, величайшее предназначение: быть родителем, хранить своих детей, видеть их счастливыми. Неважно где и с кем. Главное — вот это: смех, распахнутые глаза, песня в груди. Когда счастливы дети, счастлив и ты».
Олег все же вытер Лерочке щеки. Смахнул слезинки. А потом сцеловал каждую из них — уже невидимые, но еще соленые. Он не хотел, чтобы она огорчалась и плакала, страдала, не зная, как поступить.
— Если мне удастся их уговорить… дай мне слово, что сдержишься, не станешь сыпать признаниями. Выдержишь все.
— Я даю тебе слово, Лер, — сказал Олег так твердо, что его слова, казалось, врезались в стены квартиры и пробили их насквозь, — но не надо. Я сам. У тебя такие хрупкие плечи и такое большое сердце. А я мужик. Взрослый и сильный. Я сам поговорю с Вересовым. Думаю, пусть не завтра, но однажды все решится.
Она рассмеялась и легко взъерошила ему волосы, мазнула губами по щеке, отчего Олег зажмурился. Удовольствие в чистом виде. Немного наивное и такое чистое. Но кто сказал, что вот эти чувства не сильные? Да они куда мощнее, чем все другое вместе взятое. Никакой секс не сравнится с тем, что он ощущал здесь и сейчас.
— А я поговорю с Юлей, — шепнула Лерочка ему на ухо. — Не знаю, как Вересов, но уж точно она решает не меньше. Не спорь. Давай действовать вместе, как ты и хотел. Для меня важно, чтобы ты Линку и Никитоса не обидел. Ну, и не вмешивался в их семью. Как ни крути, они семья — дружная, хорошая, любящая.
— Я понимаю, — пощекотал Олег губами и Лерочкино ушко, с удовольствием ощущая, как вспыхнула жаром ее щека, — и верю, что однажды все же вступит в силу наш договор. Ты родишь мне детей, и я наконец-то узнаю, как это — просыпаться ночью, потому что они плачут; услышу, как они впервые говорят: «папа»; поведу детей в школу; погуляю на их свадьбах…
Лерочка хватает ртом воздух и закашливается.
— Хорошие мысли, очень теплые и правильные. Но не забывай, пожалуйста, что всего этого может не быть, — и осторожно ладонями в грудь Олегу упирается: боится оттолкнуть, чтобы не обидеть, проводит черту, за которую заступать пока нельзя.
— Я помню, — погладил Олег Лерочку по плечу. — Я все помню, амнезией не страдаю, но мечтать вслух мне никто не запретит, даже ты. Я ведь очень тихо, правда?
— А знаешь, — неожиданно гладит она Олега по щеке. От этой ласки он вздрагивает и глаза на миг прикрывает, чтобы пережить остроту этого момента, впитать его в себя и запомнить, — да, мечтать нужно, очень даже надо! И мне очень нравится, что это уже не приказ, как было раньше, а почти просьба. И мечта твоя обязательно сбудется, Олег. Если не со мной, то обязательно с кем-то другим.
— Вот и хорошо, — ловит он ее ладонь губами и не спорит.
Не давит и не доказывает. Не пытается переубедить, но для себя мысленно проговаривает: кто-то другой не подходит. Кто-то другой пусть достанется кому-то другому. А ему, Олегу Змееву, нужна только Лерочка. Он, в конце концов, привык видеть
Он, елки-палки, обещал Лерочкиному отцу сделать его дочь счастливой. Ее, а не кого-то другого. А Олег Змеев — человек чести и слова и не привык нарушать свои обещания. Поэтому хочет она или нет — придется ей рано или поздно сдаться и понять: только он может заставить ее улыбаться, смотреть на мир счастливыми глазами, радостно ахать и гордо носить большой живот, где до поры до времени будет мирно спать их сын или дочь.
Потому что он, Олег Змеев,
Глава 43
— Есть дело, — позвонил Олег брату, как только ушел от Лерочки.
Снова у него ничего не получилось из того, чего бы он желал, но его это уже не расстраивало.
— Ты, как всегда, — загадочно-резкий, — лениво протянул Глеб. — Что стряслось на этот раз?
— Нужен телефон Вересова.
— Решил-таки напролом?
— Это тебя не касается, Глеб. Да или нет?
— Как с тобой порой трудно-то, — вздохнул брат. — Все у тебя в тумане да в недомолвках. Я думал, ты их сразу по асфальту размажешь, а ты только сейчас телефончиком поинтересовался. Никак не уловлю логики.
— Тебе и не надо ничего понимать, — почти терпеливо проговорил Олег и смог вытерпеть, пока брат вздыхал да неискренне охал, якобы ища ряд цифр, которые он мог бы, наверное, и в другом месте раздобыть.