Я — русский еврей

Рафаэль Берг, он же Эдвард ван Хальс, пробыл в Амстердаме до конца войны. Последний год он жил в доме Боулера. Вместе с ним там находились и кормились шесть еврейских детей. В сорок седьмом году Рафаэль уехал в Израиль и там женился. Он и жена поселились в кибуце недалеко от Хайфы. Рафаэлю нравилась неторопливая трудовая жизнь в апельсиновой роще на солнечном морском берегу. Там у него родилось двое сыновей. Там же в восьмидесятых годах он снова встретился с Боулером.

Боулер в эти годы разъезжал по миру. Он спас около двухсот детей. Всем им было сейчас за пятьдесят, и жили они кто в Европе, кто в Америке, кто в Израиле. И все звали в гости. Рафаэль встретил его в аэропорту Тель-Авива. Боулер вышел под руку с женой, высокой сухопарой дамой. Потом Рафаэль рассказывал ему о первом впечатлении:

— Честно говоря, я тебя не узнал. Ведь расстались мы молодыми ребятами. Ты был, конечно, старше. Сколько тогда тебе было… тридцать? А мне всего двадцать пять. И вот вижу седого джентльмена с палкой…

— А ты на себя в зеркало посмотри. Где твои кудри?

Говорили они по-голландски. Рафаэль еще хорошо помнил этот язык, но, когда запинался, переходил на немецкий. Боулер много рассказывал о своих путешествиях.

— Ведь их у меня около двухсот, и все считают меня отцом. Своих детей у нас с Гертрудой нет, но грустить, как видишь, не приходится. А сколько у нас внуков — и не сосчитать. И со всеми внуками говорим по-английски. Голландского никто не знает, и по-немецки редко кто говорит. Вот твои ребята, например, знают только иврит и английский… Бывают забавные случаи. Недавно видел я Боруха. Ты помнишь Боруха, он жил у меня и был самый младший? — Рафаэль кивнул. Он помнил Боруха. Дети дразнили его «Спинозой». — Он стал известным математиком, профессором университета в Линкольне. Есть такой американский город в штате Небраска, затерянный в бескрайних маисовых полях. Борух привез меня с аэродрома к себе домой и представил своей жене Эмме. Эмма и я смотрим друг на друга и смеемся. А Борух с открытым ртом уставился на нас: «Вы знакомы?» А как же нам не быть знакомыми, если эту самую Эмму я еще в сорок втором переправил в Стокгольм с одним коммерсантом? Оказывается, они встретились на какой-то конференции и поженились за месяц до моего приезда, и, видимо, еще не успели поделиться воспоминаниями. Я тогда еще упрекнул их в «кровосмесительном» браке. Ведь они оба считают меня своим отцом.

— Ты случайно ничего не слышал о Фрице и Хильди? — спросил Рафаэль.

— Представь себе, нашелся свидетель их гибели. Этот человек, зубной врач из Роттердама, ехал с ними в одном телячьем вагоне до Треблинки. В Польше еще стояла лютая зима, вода в кружках замерзала, и они не ели почти неделю. Хильди ослабла, и Фриц держал ее на коленях. В Треблинке ночью их всех выгрузили из вагонов под свет прожекторов и лай овчарок. Женщин и детей отделили от мужчин и выстроили в колонну. Фриц бросился к Хильди, но солдат ударом сапога сбил его с ног. Больше ни Хильди, ни других приехавших с ней женщин не видели. Видимо, их сожгли в ту же ночь. А Фриц почти год пробыл в лагере и погиб перед самым приходом русских… Да, тогда в Амстердаме я опоздал на день.

Боулер помолчал и сказал:

— А кто-то говорит, что в нынешнем мире нет настоящей любви. Будто бы только в книгах, у Петрарки или Шекспира.

— Ты не был знаком с моими братьями, — сказал Рафаэль. — Средний брат умер. А старший живет сейчас в Швейцарии. Надо вас обязательно познакомить.

* * *

Я сказал Лизе:

— Но история не закончена, и жизнь продолжается. У тебя трое сыновей и десять внуков. Как случилось, что вы с Вольфом не вернулись в Германию и переехали сюда, в Цюрих?

Мы пили чай за столом у окна с видом на Грайфензее. В сумерках ни озера, ни гор не было видно. На кипарисы, выстроившиеся вдоль проложенной в снегу дорожки, искорками падал редкий снег. «Завтра снова придется чистить крыльцо», — подумал я.

— Стив и Патрик, средний и младший, тоже родились в Англии, — сказала Лиза. — Патрик уже после войны, в сорок шестом. В доме мы говорили по-немецки, но сыновья выросли и получили образование в Англии. Патрик до сих пор пишет по-немецки с ошибками. Он говорит в шутку: «Meine Muttersprache ist English, aber meine Mutter spricht Deutsch»[77]. Жизнь разбросала нас по свету. Петер остался жить в Лондоне. Его жена и дети говорят только по-английски. Стив женат на немке и живет во Фрибурге. Это на границе немецкой и французской Швейцарии, и его дети больше говорят по-французски. Патрик женат на англичанке, но живут они в Германии, в Констанце. Это рядом со мной, через границу. Его дети одинаково хорошо говорят и по-английски, и по-немецки.

— А какой же язык у них родной?