Я с тебя худею

— Я всего лишь делала правки, — уклончиво пожимаю плечами.

— Да я не о тексте, а о содержании. Вместо развернутого пособия мы читаем автобиографию бывшего бухгалтера, который решил податься в коучинг и учить людей, тому, чего не умеет сам…

— Ну, там есть действительно стоящие моменты. Например, … — начинаю я, но тут взгляд Полины вспыхивает и я замолкаю.

Аксенов указывает на меня:

— О чем я и говорю, — он заканчивает есть, убирает салфетку с колен и встает, — рад, что к нам присоединился еще один позитивно-мыслящий человек!

Вот так, столкнув нас лбами, Аксенов убегает к своей напарнице. Я провожаю его взглядом и прячу глаза от Полины, не желая продолжать разговор. Я достаю из сумочки телефон, в надежде увидеть хоть какое-нибудь сообщение от Соколова. Ноль.

Я листаю список контактов, засовываю ноги в убийственно жесткую колодку и выхожу из вип-зала. Пересекаю танцпол, слушая длинные гудки. Соколов не отвечает.

Я выхожу на улицу, подальше от грохочущей музыки и еще раз набираю. Оборачиваюсь вокруг, почему-то надеясь увидеть его на парковке или идущим к кафе. Но вижу только нескольких ребят из параллельного потока, вышедших покурить и проветриться.

Пишу сообщение в наш чат.

Клюковка22: Где ты, Соколов?

И следом дописываю еще.

Клюковка22: Если не придешь, считай ты бездарно потратил свое же условие.

Не знаю почему, но на меня накатывает волна мурашек. Я ежусь и одергиваю плечи, отгоняя нарастающую тревогу. В груди все сильнее и сильнее растет предчувствие чего-то нехорошего.

Я возвращаюсь в кафе и вижу, как Аксенов с его Оленькой стоят у дверей и мило воркуют.

У меня сердце зашлось от того, как эта «миссис Бьюкенен» поправляла воротник его белой рубашки и как ее руки скользили по ней вниз к поясу. Я никогда не видела Виктора Максимовича вне стен университета, ни разу не встречала его с девушкой, хотя отдавала себе отчет, что они у него есть. И видеть это сейчас было невыносимо больно!

Ревность прожигала изнутри дыру при виде его лучистой улыбки, которая адресована другой. Не мне. А эти его глаза — сколько в них желания и откровенной заинтересованности. Ею. Не мной.

Крепко сжав в руке телефон, я, не помня себя, прошла обратно в вип-зал, села за стол и замерла. Меня словно оглушили, я ничего не слышала и не видела, кроме застывшей картинки с флиртующими Аксеновым.

Прав Соколов. Я худею для него. И ради него.

Только зачем мне это?

Рука тянется к тарелке с майонезным оливье. За за ним съедаю булочку, сыр, несколько кусочков колбасы, отбивные в кляре и все это я финалю большим куском «Наполеона».

Пофиг! Буду жирной.

Глава 13. Чип и Дейл спешат на помощь

У меня не получается абстрагироваться и праздновать. Я не участвую в разговорах «Цензоров», не танцую и не чувствую ничего, кроме желания убраться подальше от милых голубков Аксенова и «Бьюкенен». Они ходят друг за другом, как неразлучники. Даже Мишину они бесят. А я полностью потеряла над собой контроль: сижу, ем, молчу и хочу плакать. Не помню, когда в последний раз мне было так больно.

Я ни разу не вышла на танцпол. Маруська со Стасом заглядывают ко мне в вип-зал. Здесь уже давно все перемешались: выпускники, «Цензоры» и приглашенные гости. Ребята садятся ко мне и отчаиваются в своем стремлении вдохновить меня хотя бы на один танец. Я все время отказываюсь, зная, что не смогу нормально двигаться в своих туфлях.

— Пойдем, поддержи меня, — умоляет подруга с радостным блеском в глазах, — я почти уверена, что на следующий медляк меня пригласит Веремеев.

Я открываю рот, но ничего не говорю. Кошусь на Стаса, понимая насколько ему неприятно это слышать. Олег Веремеев — тот самый парень из параллельной группы, от которого Маруська сходит с ума два последних года. И ее сосед в курсе всех подробностей.

— Ты в этом уверена? — глупая попытка свернуть разговор. Не потому, что не хочу обсуждать этого парня, а потому, что вижу несчастные глаза Стаса.

— Считаешь мне показалось? — в голосе Маруськи звучит явная обида.

Она бросает понимающий взгляд на парочку воркующих голубков: Аксенова и Оленьки, и возвращает внимание на меня. На лице разочарование и обида, помноженная на два.

— Я просто хотела вытащить тебя отсюда, чтобы ты прекратила зажирать дыру в сердце, — я не узнаю ее голоса за едкими словами, — что скажет на это Соколов?

— Он не узнает, — я обвожу рукой зал, — его здесь нет.

— И тебе не хочется узнать почему?

Я физически ощущаю тяжесть от упрека, с которым она смотрит на меня. Нашу игру в гляделки прерывает громкий смех Аксенова, Пантеры и «Бьюкенен».

— Ну и продолжай сидеть тут и проворачивать нож в ранах! — фыркает Маруська и встает, желая уйти, но ей мешает Стас.

Он с неловкостью отходит в сторону, а Маруська натыкается на него. Она издает громкий звук, похожий на рычание и шагает в другую сторону. И ровно в этот момент Стас делает то же самое. Маруська вновь на него натыкается.

— Стасян, если ты сейчас же не уйдешь с дороги, я покажу на тебе прием, которому обучилась на курсах самообороны! Говорят, у меня отличный удар правой.