Кладу трубку с неприятным ощущением, что меня где-то обманули, но я не понимаю где и в чем.
— Вот и постояла за себя, — бормочу я и снова открываю текстовый редактор, где не написано ни строчки обзора. Голова вообще не соображает.
Думаю о том, что сказала сегодня Маруська. А еще о том, что пребывание в клубе действительно не приносит мне радости. От слова совсем.
Иду в раздевалку уставшая и измученная. Девушки громко переговариваются, принимают душ после тренировки и сушат волосы. Все они собираются домой и лишь я одна наоборот надеваю спортивную одежду и чуть не плачу.
Остальные косятся на меня, как на сумасшедшую, и постепенно уходят домой. За окном уже темнеет. Я поспешно обуваюсь и набираю воду в спортивную бутылку. Помню про опоздания и наказание за каждую пропущенную минуту.
Захожу в пустой зал за три минуты до начала.
Соколов сидит на полу у окна и увлеченно рисует. У меня пересекает дыхание. Наконец я вижу его в своей стихии: в спортзале, с планшетом в руках, а не на больничной койке.
Чем ближе подхожу к нему, тем шире улыбаюсь, аж щеки болят. Он поднимает голову, его взгляд светится, а по лицу расплывается приветливая улыбка. Он обводит меня взглядом и останавливается на волосах. Начинаю стесняться, что завязала их в высокий хвост.
Леша убирает планшет и вскакивает на ноги, а потом протягивает руку к моему лицу. В голове мелькает мысль, что он хочет прикоснуться к нему и я вмиг вспыхиваю. Но он больно дергает меня за хвостик и весело подмигивает:
— Классный хвостик! Так бы и схватился за него… сзади!
Я отскакиваю от него и ворчу, делаю вид, что недовольна его комментарием. Хотя кого пытаюсь обмануть? Мне приятно до чертиков!
Глава 18. Спор
— Как прошла выписка? — разминаясь, делаю вид, что не замечаю, как смотрит на меня Леша.
Он пожимает плечами:
— Подписал какую-то бумажку, оделся и вышел.
— А твои родители? Они приходили?
— Отец предпочитает не баловать участием в моей жизни, — так же сухо говорит он. Я обращаю внимание на то, что он зовет своего отчима отцом. — Если это конечно не касается какого-нибудь крупного факапа… Моего, естественно.
Я стараюсь не показывать, как мне жаль. Он впервые открыто рассказывает о своей семье, и я не хочу спугнуть его. Жалость очевидно последнее, что ему нужно в данный момент.
— А мама?
— Помнишь ту комнату в доме моих родителей, в которую нельзя было входить?
Я перестаю вращать руками и киваю.
— Эта комната до сих пор никогда и никому не принадлежала. Мама… это уже ее третья попытка. Ей нельзя волноваться. А я опять ее подвел.
Опять? Не думает ли он, что и предыдущие неудачи были спровоцированы им? Мне знакомо это чувство. Когда-то, в свое время, я тоже думала, что папа бросил нашу семью именно из-за меня. Мне хочется обнять его, но я не решаюсь. И оттого, что не делаю того, что хочу — чувствую себя еще хуже.
— Все будет хорошо, — я скрещиваю пальцы на обеих руках и слабо улыбаюсь. Леша повторяет за мной. — Когда срок?
— Ставят операцию через неделю.
— У тебя будет сестра или брат?
— Сестра, — на его хмуром лице снова проступает улыбка, в глазах сияет счастье. А я стою и смотрю на него с открытым ртом, забывая дышать. Боже, он не просто симпатичный, он
— Что с тобой, мультик? — он подозрительно прищуривается и жестом показывает мне продолжать разминаться. — Когда ты так смотришь на меня, мне даже страшно…
— Как я на тебя смотрю? — я начинаю вращать шеей вправо, потом влево. Отличное упражнение, чтобы избегать встречи взглядом с собеседником и не смущаться.
— Ты почти всегда смотришь брезгливо, уничижительно, или как будто хочешь убить… но так как сейчас — никогда. Я даже не знаю, как на это реагировать.
— Никак, — я закончила разминаться и стою, ожидая его указаний. — Что дальше, босс?
Он подводит меня к тренажеру для ног, настраивает его и показывает, как на нем работать.
— Ты так увлеченно рисовал, — говорю я между подходами, — придумал концовку для комикса?
— Нет, переделывал ту часть с битвой, — он увеличивает нагрузку для следующего подхода. — Убрал болтовню Мастера, как ты советовала.
— Супер! Хочу посмотреть, что получилось.
— После тренировки покажу. Не болтай, дыши правильно.
— Есть, босс.
Он всегда по-особенному реагирует на это обращение, а я наблюдаю за его лукавой ухмылкой и намеренно часто называю его боссом.
— Я видел тебя сегодня в «Цитрусе», — признается Соколов и смотрит, как я удивленно таращусь на него. — Ты так угрюмо пялилась в телефон, я хотел подойти, но потом тебе позвонили.
— Да… я… — раздумываю стоит ли рассказать ему правду, но поскольку он открыто говорит со мной сегодня, то и я решаю ответить ему тем же. — Переживаю что-то типа небольшого кризиса экзистенциальности… внутри коллектива.
Он присвистывает.
Мы переходим к другому тренажеру и все повторяется: Леша настраивает его, показывает, что и как делать — а я работаю.
— Значит, ты не можешь найти свое место среди элитных критиков? Почему я не удивлен.
— Ты погуглил «Цензоров»?