Я сам себе дружина!

Вятич бешено оглянулся. Взгляд зацепился за пятерых молодых парней и усатого мужика, которые не смеялись и не плакали, а, разминая запястья, с яростью озирались по сторонам, явно кипя желанием посчитаться с «гостеприимными хозяевами».

– Эй! Оружья вам? В драку надо?! – Повернулся он к ним.

– Дай оружье, боярин! – Повернулся к нему мужик. – Ведь до слёз же… то, как девок, через то седло увезли, теперь, как те бабы, за спинами сидим! Как потом в родные края покажемся?!

Безусые заорали – вразнобой, но вполне единодушно поддерживая старшего.

Сперва Мечеслав хотел переспросить, каким-таким словом его обозвали, но тут же и передумал – выживут, переспросит, а нет – на том свете найдутся дела поважнее.

Он молча кинул усатому копьё, глянув, как поймает – ничего, вселяло, если и не уверенность, то надежду, что его не стопчет походя первый же конник и не приколет тем же копьём пеший хазарин, потом повернулся к безусым.

– Мы впереди пойдём, а вы за нами подхватывайтесь. Оружия там сейчас много по земле валяется, под ноги смотреть будете, не пропадёте. И это, щиты хватайте сначала, остальное – потом. – И хлопнул щитоносца по кольчужному, не укрытому плащом плечу. – Пропусти!

– Не велено, – не оборачиваясь, буркнул копейщик, с тем же, что и у Вольгостя, выговором. – Велено этих сиволапых сторожить. Им шеи посворачивают, как курям, а ответ наш будет.

По голосу и этот был вряд ли старше Мечеслава.

– Слушай, – с присвистом выдохнул сквозь зубы вятич. – Тебе обидно в стороне от боя стоять? А тебя через седло не возили и к бревну не привязывали! Подумай, им каково?

– Тебя, что ли, возили? – огрызнулся кольчужник и, прежде чем Мечеслав подыскал достойные слова для ответа, неохотно добавил, отшагивая в сторону: – Да валите… если мне старший за это голову оторвёт, приду за твоей!

– Уговорились! – радостно крикнул Мечеслав, устремляясь в просвет с мечом на изготовку.

Первые несколько шагов и опасаться-то было некого. Собственно, на торжище мало кто и шевелился. В стороне, в сереющей степи – уже рассвет, что ли? – ловили кого-то конные в башлыках. Главная драка догорала у берега, причём дрались три стороны – люди с барки, стремившиеся уплыть поскорее, оставшиеся на берегу торговцы и их охранники, рвавшиеся уплыть на той же барке и мешавшие ей отчалить, и не поставленные сторожить вызволенных рабов ночные пришельцы. Вскоре и эта стычка должна была прогореть – к берегу, перехватив и порубив шайку норовивших улизнуть степняков, неслись конные в кольчугах, с птицей и яргой на щитах.

– Туда! – крикнул Мечеслав своим. Свой приказ он выполнил первым и теперь держал в руке поднятый с земли щит. И тут же рявкнул: – Ссстоять! Я про щиты кому говорил?!

Из шестерых бывших рабов распоряжение сына вождя выполнили только двое – русоволосый коренастый парень, прикрывшийся какой-то лёгкой кочевничьей дрянью, чуть ли не кожаной, и тот самый усатый мужик, которому повезло ухватить цельный медный кругляк с четырьмя пупырями.

– Да пошёл т… – рыжий веснушчатый верзила с копьём в руках рванулся мимо Мечеслава к месту, где шла драка. Сын вождя, оставив щит висеть на одном ремне, перехватил древко его оружия левой ладонью и рванул к себе, а правой – ударил, в самое последнее мгновение развернув руку так, что в усыпанную рыжими рябушками скулу впечатались костяшки сжимавшего меч кулака – а не литое бронзовое яблоко. Верзилу выгнуло назад – и тут же сложило вдвое, лицом вперёд – пошевень вятича безжалостно ударил под узел пояса. Рыжий повалился прямо в объятия усатого.

– Назад дурака, за щиты! – прорычал Мечеслав, краем глаза видя, как трое остальных парней поспешно подхватывают с земли щиты. – Ещё безголовые есть? Если нет – пошли, покуда без нас не закончили!

Последним словам, вырвавшимся у него, Мечеслав сам немерено изумился. Постоял рядом с бешеным – сам ошалел.

И припустил вперёд. За ним рванулся усатый, уже пихнувший за шкирку безвольное тело рыжего в открывшийся на миг просвет в стене красных щитов. Подхватил с земли булаву и тут же ахнул по шапке завозившегося хазарина. И побежал дальше. Вместе с ним бежали молодые парни, на ходу разживаясь чеканами и кистенями, валявшимися на земле.

– Бажеееерааа! – закричал Мечеслав, сам едва слыша себя сквозь вопли, ржание коней и лязг оружия. – Бааа-жеее-рааа!

Ему даже показалось, что услышал её крик.

Сыну вождя пришлось два или три раза ударить мечом, прежде чем он, по спинам и головам гурьбой лезших на кренившуюся барку охранников и торговцев, взбежал на борт. Свалил набежавшего на него бритоголового бородача с кнутом в одной руке, ножом в другой и белыми от страха глазами. Сорвал занавес палатки, занимавшей большую часть палубы. Ухватил то, что показалось ему сжавшимся в комок человеком, за плечо.

«Плечо» поползло под его пальцами. Мечеслав невольно отшатнулся – и тут полотняную стену пропороло копьё, впустив в палатку мутный утренний свет.

Меха. Связка мехов.

Он пробежался по палатке, расшвыривая в стороны связки шкур, круги воска, какие-то мешки. Никого. На последней барке не было рабынь.