Я – Сания: история сироты

Женщина с глазами оленя впервые за все время, что мы жили в доме ребенка, улыбнулась нам. В ее голосе прозвучали новые теплые нотки. И я поняла, что происходит что-то очень важное. Я осторожно дотронулась до костюмчика рукой – вдруг все-таки нельзя? – он оказался мягким, словно цыплячий пух. Неужели теперь мой?! Не отберут? Я нерешительно оглянулась на воспитательницу.

– Надевай-надевай, – засмеялась она, – можно.

Я торопливо стащила с себя платье и ненавистные колготы, осторожно натянула сначала штанишки, потом кофточку. На моей груди теперь красовался синий якорь. Первый раз в жизни вещь, которую я надела, мне нравилась. Мы с Аней, обе желтые, стояли друг против друга и смотрелись как в отражение.

– Идем! – поторопила воспитательница.

И мы вышли из спальни. Прошли мимо пустой игровой. Вошли в раздевалку. Мы чувствовали себя взрослыми и обе понимали – что-то меняется навсегда.

– Вас переводят, наконец, в детский дом, – сказала воспитательница и положила перед нами уличную одежду.

Так мы узнали, что переезжаем. Не испугались, не заплакали. Со всеми детьми в доме ребенка было так: привезли, увезли, был – и не стало. Никто не помнил, кто, откуда взялся и куда потом пропал. Все знали, что когда-нибудь исчезнут. Воспитательница не сказала нам с Аней: «На съедение к бабе-яге». Она сказала: «Вас переводят» – значит, все хорошо и мы вместе. Этого было достаточно, чтобы мы спокойно пошли за ней.

Теперь я думаю, что они специально выбирали моменты, в которые исчезновение детей было не так заметно: все ушли на прогулку, а ребенка в это время увезли; в тихий час заснули, потом проснулись – уже меньше детей. Никто ни с кем не прощался. Никто ни о ком не плакал. Наверное, взрослые так и хотели: чтобы мы не запоминали этих моментов. А может, просто не думали о том, что и детям при расставании тоже нужно говорить друг другу: «Пока».

Мы с Аней оделись и теперь шли к двери, чтобы выйти на улицу. Вещей с собой у нас никаких не было – вся одежда и игрушки принадлежали учреждению. Я взяла тихонько Аню за руку и хотела сказать, что больше не злюсь на нее за ту историю с маслом. Почему-то мне показалось, что это важно. Но обернулась на воспитательницу – она шла следом за нами с двумя папками документов – и постеснялась открывать рот. «Ладно, – решила я, – по дороге скажу. Или потом, когда рядом не будет взрослых».

У выхода из Дома ребенка стояло две машины. Я обернулась – вдруг кого-то еще переводят сегодня, – но нет. Мы были втроем: воспитательница, Аня и я. Тревога заставила вцепиться в подругу.

– Давай садись, – дверца первого автомобиля открылась, и незнакомая женщина протянула мне руку, – помогу забраться.

Я не отпускала подругу.

– Скорее, скорее! – Воспитательница дернула Аню, к себе, и мы расцепились.

Мгновение, и ее уже сажают в ДРУГУЮ машину. Почему так?! Я хотела спросить об этом новую женщину, но побоялась. Стала сама искать ответы: «Наверное, нельзя в одной машине возить двух детей». Женщина усадила меня в кресло, дежурно улыбнулась и тут же потеряла ко мне интерес.

– Документы где? – снова высунулась она из машины.

– Иду-иду. – Воспитательница передала Аню с ее бумагами во вторую машину и вернулась к нам.

– Держите!

– Спасибо, – женщина привычно подхватила увесистую папку, – все здесь?

– А как же. – Она стала перечислять: – Свидетельство о рождении, медицина, приказ…

– Да-да, вижу. Спасибо.

Она не поверила на слово – внимательно пересмотрела бумаги, все до единой. И только после этого торопливо махнула рукой на прощание.

– Ну, все, мы готовы! – объявила водителю, захлопнув дверцу. – Едем!

Машина тронулась с места. Я ужом заерзала в кресле, пытаясь заглянуть назад, через плечо. Забыв обо всем на свете, следила за автомобилем Ани. Он выехал следом за нами, свернул на ту же дорогу и пристроился в хвосте. Все отлично. Так и есть – мы едем вместе! Один поворот. Второй. Третий. Я не теряла Аню из виду ни на секунду. А потом вдруг вторая машина свернула куда-то не туда. Они поехали другой дорогой? Короткой? Я изо всех сил пыталась разглядеть их автомобиль в потоке машин. Хотела даже встать в кресле на колени, чтобы лучше видеть. Но женщина резко одернула меня:

– Села нормально!