Я – Сания: история сироты

А я стояла и пока еще не понимала, чего именно смогла избежать. Если бы не успела сделать тот единственный шаг в сторону от почтового ящика, меня бы просто убило бутылкой. «Как же так? А если бы меня прибило сегодня бутылкой? Я бы никогда так и не получила ответа на свое письмо. Умерла, не встретившись с мамой? Наверное, это какой-то знак?» Но я не знала, что он означает, и стала ждать ответа от мамы.

Глава 27 Призвание

Я долго прокручивала в голове, что именно она мне ответит. Как отреагирует на то, что я круглая отличница по итогам девятого класса? Она же и сама училась в академии, для нее должно быть важно, что у нее способная дочь. В то, что я действительно умная, окончательно поверила благодаря нашему директору – во время вручения аттестатов он меня очень сильно выделил. Несколько минут говорил о том, какая я молодец, какая способная и талантливая. Я стояла, гордая, и думала о маме – как же она обрадуется, когда узнает! Вот только аттестат, который мне выдали, оказался не красным, а зеленым. Из-за этого я расстроилась: как маме такой показать? Тем более зеленый цвет я терпеть не могла, поэтому сразу подумала: «Блин, может, я его перекрашу? Иначе какой толк в пятерках, если аттестат зеленый?» И тут по дороге в комнату случайно услышала разговор, который изменил мое отношение к учебе. Алия Имировна стояла на лестнице со старшим воспитателем, Натальей Ивановной.

– Соне нужно идти на золотую медаль, – поучала она, – пусть возьмет с собой в лагерь книги и занимается летом.

– Да-да, – поддакивала Алия Имировна, – конечно. Будем заниматься.

И у меня вдруг внутри поднялся протест. Хотите золотую медаль?! Чтобы вас всех похвалили и сказали, какие вы молодцы, как хорошо меня воспитали?! Не дождетесь! Никаких книг и никакой медали. Если я ради кого и старалась, то ради мамы! Если за кем и тянулась, то только за ней.

В десятом классе назло воспитателям я специально съехала с «отлично» на «хорошо» по многим предметам. А чтобы не уйти, как обычно, в учебники с головой, занимала себя всем, чем могла. Но больше всего рисовала.

С карандашом или кисточкой в руках я всегда успокаивалась и приходила пусть в хрупкое, но равновесие. Мне нравилось раскрашивать, нравилось писать картины и оставлять свои чувства на бумаге. В этом я черпала силы.

Кабинет Людмилы Михайловны был тогда единственным во всем детском доме уголком, где я могла спокойно сидеть и делать то, что мне нравится. Где меня никто не тыкал, не цеплял и не приставал каждые пять секунд с приказами: «Иди сделай. Иди подмети. Иди убери» или еще хуже: «Почему ты грустная? Соня, опять без настроения?» Я приходила и погружалась в работу. Людмила Михайловна не вмешивалась, но помогала, когда я просила что-то мне подсказать: «А как тут надо делать правильно? А как там?» Иногда мы занимались чем-то новым – она показывала, как писать на шелке, на картоне, на дереве. Учила новым приемам. И я, сама того не понимая, постепенно осваивала разные техники – повторяла за учителем, пробовала сама. По профессии Людмила Михайловна была учителем географии, а не изобразительного искусства, но при этом рисовала она потрясающе, ей это было дано от Бога. Поэтому я и тянулась к ней. Конечно, давно забылся тот детский страх, который охватил меня при нашей первой встрече – я уже совершенно иначе ее воспринимала.

Ничего особенного в моих картинах тогда еще не было, по крайней мере, Людмила Михайловна ничего такого не замечала. Она гораздо больше занималась другой моей одноклассницей – ее картины возили на выставки от детского дома. Я и сама в глубине души была уверена, что не умею рисовать. Просто теперь мне это нравилось больше жизни, и все. Я делала бесконечные попытки перенести на бумагу то, что жило у меня внутри, – мои надежды на будущее. Природу, простор, океаны, водопады, реки. Затерянные среди деревьев дома и замки. Уходящие в дальнее плавание корабли. Свой собственный дом на берегу моря.

С самого детства я думала картинами – представляла яркие красочные образы. Постепенно, не сразу, но начала доверять их бумаге. Смелость проявлялась во мне крошечными шажочками, капля за каплей. И только в семнадцать лет я отважилась по-настоящему писать. Мне нравилось создавать миры. В эти моменты я ощущала себя нужной.

А потом произошел случай, который вернул меня на землю. Я в который раз убедилась: пока живешь в детском доме, ничего своего, сокровенного, нельзя показывать людям. Все и всегда нужно скрывать.