Я не поняла ее чувств, но видела, как изменилось ее лицо – правда, всего лишь на мгновение. Она быстро взяла себя в руки.
– Хорошо. – Мне показалось или в ее голосе тоже стояли слезы? – Пойду узнаю, можно ли где-то найти фотографию.
Она ничего мне не принесла. Зато минут через тридцать к нам на этаж поднялась сотрудница соцотдела, нашла меня и торжественно вручила маленькую черно-белую бумажную фотографию, вырезанную из ксерокопии паспорта. Я взглянула на нее. Посмотрела еще раз. И вдруг, не в силах удержаться, запрокинула голову к потолку и громко захохотала. Еще слезы не высохли у меня на глазах, еще руки дрожали от недавней истерики, а я смотрела на фотографию и смеялась. Кто эта женщина?! Она была совсем не похожа ни на меня, ни на тот образ матери, который жил в моей голове.
Я всегда представляла маму высокой, статной, не очень худой, но с красивой фигурой, длинными волосами и темными выразительными глазами. Они были подведены аккуратными стрелками, а густые богатые волосы уложены в высокую прическу. А здесь, на этом снимке. Что это такое вообще? Длинные волосы с густой челкой – откуда челка-то взялась?! – левый глаз косит, асимметричные губы и совсем не пропечатанные брови. Выглядит так, как будто их вовсе нет. Зато глаза жирно подведены, кажется, только это с созданной моим воображением картинкой и совпадало. А так… Другой нос, другой взгляд, другие скулы, неожиданные черты лица – мне казалось, ничего общего со мной в ней просто нет. Кто эта женщина? У меня из глаз продолжали литься слезы, а я все смеялась и смеялась. Смеялась над разбившейся вдребезги иллюзией, над чужой женщиной на фото.
– Ну что, ты довольна? – Ошарашенная моей реакцией сотрудница соцотдела так и стояла рядом: может быть, колебалась, не нужно ли вызвать врача.
– Да, – поспешила я ее успокоить, – все хорошо. Спасибо!
С того дня я стала постепенно менять картинку в своей голове. Мысленно «переодела» маму из джинсов и водолазок в строгие брюки, блузку и пиджак. Но то, что она выглядела не так, как я себе представляла, в моем отношении к ней не изменило ничего. Я по-прежнему хотела к маме, как годовалый малыш. Я любила ее одну и мечтала только о ней. Физически ощущала: мне как воздух нужна эта встреча. Пока она не произойдет, пока не увижу маму в реальности, у меня внутри так и будет бушевать буря.
После экзаменов в девятом классе я собралась с духом, чтобы написать ей письмо. Долго расспрашивала психолога в детском доме, о чем можно рассказать маме. «Спроси, какая у них в городе погода, какие у них есть памятники. Расскажи о себе», – посоветовала она. Так я и сделала, потому что о главном писать боялась.
«Дорогая мама, здравствуй. У меня все хорошо, я окончила девятый класс с отличием и собираюсь учиться дальше. На лето поеду в очередной трудовой лагерь, чтобы заработать. Мы там каждый год собираем персики, яблоки, груши. А как твои дела? Какая у вас погода и памятники культуры?»
Долго думала, достаточно ли написала? Можно ли запечатывать и отправлять? Несколько дней я это письмо переписывала, что-то добавляла и исправляла. А потом решилась пойти на почту – там, около входа, висел специальный ящик, куда нужно было опускать письма. Я бросила свое письмо, сделала один шаг в сторону, и тут, прямо за моей спиной, со страшным грохотом разбилась вдребезги стеклянная бутылка. Кто-то бросил ее на асфальт с верхнего этажа.
– Аааааааа!
Я обернулась и увидела зеленые осколки. Испуганные прохожие остановились возле меня. Помню, мимо шли бабушки. Они застыли и вытаращили глаза. Потом одна из них произнесла:
– Ты, внучка, в рубашке родилась!