Дальше следовало еще два куплета, но Сабрина бросила на меня такой ядовитый взгляд, что я не осмелилась их оставить. Выключила запись.
– Ты уловила идею, – сказала я маме.
Она выглядела удивленной, точно не узнавала ни песню, ни человека, который ее пел.
– Ну, – протянула она, – это весьма необычно.
– Она не обработана, но я хочу добиться легкого звучания, – добавила я. – Может, добавить ударных и пианино.
– Она уникальна, – заметила мама, – с эфиопской мелодией. Мне кажется, Хейден не слышал ничего подобного.
Она прониклась симпатией к этой песне. Я слышала это. И Сабрина тоже слышала. И решительно воспротивилась.
– Я не буду это петь.
– Милая, – пролепетала мама, – давай будем профессионалами.
– Профессионалами? Разве профессионально озвучивать проблемы с папой перед Хейденом Бутом?
– О чем ты говоришь? – закричала я.
– Прошло семь лет, – ответила она, постукивая по груди. – Смирись уже.
– Сама смирись!
– Может, и смирюсь. Может, я устала о тебе заботиться.
– Так вот как ты это называешь? Потому что, по-моему, ты только дискредитируешь меня. Задвигаешь.
Когда я злилась, то закипала. Когда Сабрина злилась, то замирала. Это одно из многого, что различало нас. Но в тот момент атмосфера изменилась. Сабрина закипела от гнева, воспламенив всю комнату, а потом все эмоции сошли с ее лица, ее голос стал ледяным.
– Если выберешь эту песню, – сказала она, – будешь петь ее одна.
Мы договорились петь «Пропасть между нами» и всю ночь репетировали, даже не разговаривая. И когда на следующий день поехали в офис к Хейдену, тоже не разговаривали. Но когда двери лифта открылись, то моя злость испарилась и я ощутила тоску по дому. Мне хотелось вернуть все назад. Спеть, как тем вечером в кровати, или взять сестру за руку, как на прошлой встрече с Хейденом. Но Сабрина стояла, опустив руки и сжав их в кулаки, лицо безэмоциональное, как у статуи.
Мама связалась с ассистенткой. Мы с Сабриной сели.
– Сабрина, – прошептала я, – насчет «Маленького белого платья»…
– Не надо! – прошипела она. Развернулась ко мне, вперилась взглядом и открыла рот, чтобы продолжить, но в этот момент ассистентка Хейдена позвала ее по имени. Она поднялась. Я тоже.
– Он хочет встретиться с каждой по отдельности, – сказала ассистентка.
Меня окатило волной страха. Это как наблюдать за девушкой из фильма ужасов, которая в одиночестве спускается в подвал. Хочется закричать, но даже если сделаешь это, она не послушается.
Сабрина вошла в кабинет, и я села рядом с мамой, судорожно подергивая ногами. Мама положила на них руку, но не помогло. Через закрытую дверь я слышала, как Сабрина исполняла «Пропасть между нами», которую мы должны были спеть вместе. После этого она оставалась внутри еще долгое время, их бормотание невозможно было разобрать. Мама начала нервничать.
– Интересно, о чем они говорят? – произнесла она, бесконечно поглядывая на телефон, словно Сабрина могла мысленно написать ей новости в сообщении.
Я уверяла себя, что Хейден снова рассказывал ей о славе. Уверяла, что Хейден расспрашивал ее о наших видео и о нашей стратегии, узнавал, кем она видела себя через десять лет.
Но не могла отделаться от дурного предчувствия, что мы вошли в это здание как Сестры Кей, а выйдем кем-то другим.
Затем я снова услышала пение Сабрины. Но не «Пропасть между нами» и не одну из наших песен. Она пела «Tschay Hailu». Песню, что пел папа. Нашу первую совместную песню.
И тогда я поняла. Она предала меня.
Глава 4
Надо делать все правильно
Когда они выходят из кафе, что-то меняется. И никто не может сказать, что именно. Но Натаниэль знает, что слышал песню Фрейи и ранее, хотя ни разу в жизни не смотрел видео на Ютьюбе. И Фрейя помнит парня Харуна, хотя получает сотни тысяч комментариев. И Харун сегодня здесь, с Фрейей, настоящей Фрейей.
Пока они куда-то идут, Натаниэль робко спрашивает, что случилось с голосом Фрейи.