Я сбилась с пути

– А это?

– Ачар-гошт, – подхватывает Халима. – Куча специй.

– Начни лучше с кебаба, – советует Амми.

Натаниэль берет три штуки. Амми улыбается.

– У тебя очень милые друзья, – заявляет она. – Надо было раньше пригласить их в гости.

Харун не улыбается в ответ. Он привел друзей не для того, чтобы впечатлить Амми. Он привел их, чтобы активировать ее нюх ищейки. Конечно, его семья захочет знать, что он делал с этими двумя людьми, с которыми они не знакомы. Конечно, Абу задаст больше серьезных вопросов, а не поверхностных, как Лиса. Конечно, любопытство Амми по поводу неприглашенных гостей не успокоить нависшим над едой парнем, точно завтра никогда не наступит.

* * *

Насчет этого.

Натаниэль не может перестать есть. Он уже наелся после первого круга, но пиршество просто потрясающее. Он никогда так не пировал. И не знает, выпадет ли еще такой шанс.

А эта еда. Он закрывает глаза, чтобы насладиться вкусами.

Он никогда не пробовал ничего подобного, но эти блюда почему-то знакомы ему, даже если он не может их назвать.

* * *

Зато Фрейя может назвать все ингридиенты: чеснок, тмин, имбирь, кардамон, мускатный орех, гвоздика… ее папа готовил с этими специями.

– Здесь есть пажитник? – спрашивает Фрейя, показывая на бирьяни.

Мама Харуна оживляется.

– Никто из моих детей не знает, что такое пажитник, не говоря уже о распознавании его среди специй.

– Его используют в эфиопской кухне, – отвечает Фрейя.

– Никогда не пробовала эфиопскую кухню! – восклицает мама Харуна. – Какая она?

– Много тушеного и соусов, таких же специй. Ее едят руками и с ферментированным хлебом.

– В Пакистане это тоже едят руками, – просвещает Абу, а потом, тщательно вытерев правую руку, умело накладывает в лепешку наан мясо, рис и соус.

Внимательно понаблюдав за ним, Фрейя делает то же самое, только не так умело, да и несколько капель соуса капает на скатерть.

Мама Харуна стирает их, отмахиваясь от извинений Фрейи.

– Мне нравится смотреть, как люди едят. – Она бросает взгляд на кухню, где Лиса до сих пор колдует над вином.

– Мне не хватает практики, – говорит Фрейя. – Мой папа – эфиоп, но он уехал много лет назад. Маме никогда не нравилась эфиопская еда, поэтому после его отъезда мы перестали ее есть.

Фрейя гадает, почему так вышло. Последние несколько лет у нее было достаточно денег и доступ к целому городу с кафе. Она могла бы есть эфиопскую еду, если бы хотела.

– Но ты помнишь специи, – подмечает мама Харуна. – Эта часть тебя никуда не денется.

– Надеюсь, – отвечает Фрейя.

– Ты должна готовить ту еду, откуда родом.

– Я совсем не умею готовить.

– Это легко. Я научу тебя, – предлагает мама Харуна. – Уверена, научиться готовить пенджабскую еду не так уж сложно.

– Я буду только рада, – улыбается Фрейя.

– Вот и договорились. Можешь прийти на урок кулинарии, пока Харун в отъезде.

В отъезде? Фрейя впитывает эти новости. Куда он уезжает? Она бросает взгляд на Харуна, но на его лице застыла маска ужаса. И тут Фрейя с запозданием понимает, что их пригласили на ужин не просто так.

«У меня есть просьба», – сказал Харун, когда они сидели на трибунах и наблюдали за игрой Финни и его друзей. В тот момент Фрейя сделала бы что угодно для парней. А семейный ужин казался плевым делом.

– Напомни, пожалуйста, сколько тебя не будет? – легко и непринужденно спрашивает Фрейя Харуна, не интереса ради, а чтобы дать понять: она подыграет, ему ничего не грозит.

– Шесть недель, – отвечает мама Харуна. – Мне будет так одиноко. Нужно чем-то заполнить свободное время.

– Простите, – вмешивается Халима, – но я сижу прямо здесь.

– Да, – признает мама Харуна, – но ты не хочешь, чтобы я учила тебя готовить. – Она с обожанием смотрит на Фрейю. – А Фрейя хочет.

– Фрейя хочет, не так ли? – спрашивает Халима издевательским тоном младшей сестры.

– Может, возьмемся учиться вместе, – предлагает Фрейя. На секунду она забывает, что просто играет свою роль ради Харуна, и представляет себя на кухне его мамы, от кипящих на плите кастрюль восходит пар, она окунает ложку и дует на нее, чтобы попробовать.

Фрейя смотрит на Харуна, который выглядит таким несчастным. А потом ее словно дергают за веревочку, и она ощущает его страдание, как свое, хотя не понимает, откуда это взялось.

– Если освоишь пенджабскую кухню, сможешь готовить для своего Натаниэля, – подстегивает мама Харуна.

«Своего Натаниэля». Стоит Фрейе услышать эти слова, подтверждение, как на душе становится тепло. Она не может скрыть улыбку. Даже не пытается.

– Возможно, – отвечает она.

– Похоже, ему очень нравится еда, – отмечает мама Харуна, наблюдая, как Натаниэль набирает нааном остатки соуса.

– Нет. Я ее обожаю, – поправляет парень.

– Не слишком остро? – спрашивает мама Харуна.

– Терпимо, – отвечает тот.

– Неплохо для gora, – хвалит Абдулла.

– Gora – это белый человек, – объясняет Лиса, вынырнув из кухни с пластмассовым стаканом со льдом и, предположительно, вином в одной руке и наполовину пустой бутылкой в другой. – Мило, правда?

– Это не унизительно, просто изобразительно, – бросает Халима. – Как называть кого-то блондинкой.