Я сбилась с пути

У него нет того, что может причинить боль. Но вместе с этим вся его жизнь – боль. Папа в роли лучшего друга. Чудак в роли папы. Мама, которая тебя любит. И мама, которая тебя бросает. Это понимание, что где-то там есть такие, как Фрейя и Харун, но до них не дотянуться.

– Пап, ты здесь? – кричит он в пустую ночь. – Ты меня видишь?

Нет ответа, лишь рев машин внизу, а под ним – шум реки, все еще дикой.

В руке он держит то, что осталось, – папин экземпляр «Властелина колец». Когда папа объявил их братством двоих, Натаниэль ощутил себя помазанным. К святой миссии.

Ему было семь. Слишком маленький, чтобы понимать, что братства двоих не существует. Братство – это группа. Армия. Масса людей. Двоих недостаточно. Два человека не могут спасти друг друга. Сколько раз он слышал, что когда один человек тонет, а второй пытается ему помочь, то оба камнем идут на дно? Такое происходит постоянно.

Натаниэль кричит в пустоту, дергая за страницы книги. Переплет очень старый и измятый, клей почти не держит, но книга отказывается сдаваться. Ему удается выдрать лишь несколько страниц.

Боль словно раскалывает его на две части. Что с ним не так? Почему он так недостоин любви? Такой невидимый?

– Пап, ты меня видишь? – кричит он. – Видишь, что ты со мной сделал? Почему?

В ответ тишина, и Натаниэль понимает, что задает не тот вопрос и не тому человеку. Вопрос не в том, почему папа так с ним поступил. А в том, почему все остальные стояли рядом и позволили ему. Его папа ничего не понимал. А как насчет остальных? Почему никто не выключил плиту? Почему его осторожно не достали из кастрюли и не положили на мягкую, усыпанную листвой землю, пока не стало слишком поздно?

Натаниэль сжимает книгу, зерно их больного братства, и со всей оставшейся силой швыряет в пустоту. И в свете луны наблюдает, как трепещут страницы, когда, вопреки законам физики, книга взлетает высоко в воздух и опускается не с восьмьюдесятью милями в час, а плавно, медленно, словно в этот момент гравитация дала обратный ход, позволив Натаниэлю вернуться назад и представить, как сложилась бы его жизнь с другим братством.

В этой версии Натаниэль играет в софтбол раз в неделю на грязном клочке газона с людьми, которые уже знают его имя. В этой версии Натаниэль сидит за большим обеденным столом, не ест масляную лапшу с другим человеком, а в окружении целой группы людей пожевывает еду, названия которой пока не знает, но вкус ему уже известен. В этой версии Натаниэль не соглашается на смерть, а сопровождает других, когда приходит их время, как Гектор делал с Мэри, помогает им озвучить то, чем они хотят поделиться, пока еще есть дыхание, помогает тем, о ком забыли, разрешить вопросы, на которые иногда нет ответа. В этой версии он целует девушку, голос которой слышит, даже когда она не поет.

В этой версии Натаниэль не один.

Потому что сегодня Натаниэль не был один.

Никто из них не был один. После того как они нашли друг друга.

Он находится слишком высоко, чтобы услышать всплеск погрузившейся в воду книги, но точно знает, когда это происходит, потому что в этот момент из глубины его души вырывается всхлип, а за ним и тысячи фунтов горя – больше, чем за всю жизнь. Вот так себя чувствовал Фродо, когда Голлум свалился в вулкан, уничтожив кольцо и раз и навсегда освободив себя от прекрасной и ужасной ноши?

Натаниэль отходит от перил. Он сегодня не увидит папу. Наверное, и больше никогда не увидит. Наверное, никогда не узнает, почему он покинул братство двоих или почему вообще его создал. Возможно, папа просто не знал, что братство двоих – это слишком мало. Нужно больше людей. Матерей, которых простишь и которые простят тебя, мудрых медбратов из хосписа, которые научат сопровождать людей в Бессмертные земли, товарищей по команде, которым плевать, что ты располагаешь одним глазом, потому что знают: секрет хорошего кетчера в том, что он видит мяч мысленным взором. Нужны люди, которые отдадут тебе свою еду, потому что чувствуют твой голод, которые не позволят тебе бродить в одиночестве, независимо от того, сколько раз ты скажешь, что все хорошо, которые будут щелкать перед лицом и ласково шептать на ухо: «Натаниэль, вернись, вернись», пока ты не очнешься.

– Натаниэль, Натаниэль.

Он слышит ее голос. Даже с закрытыми глазами он узнает этот голос. Он слышал его с того дня в лесу.

– Натаниэль, Натаниэль.

Он открывает глаза и видит, что к нему бегут Фрейя и Харун.

– Натаниэль, Натаниэль.

Если это не пение, то Натаниэль не знает, что это.

– Натаниэль, Натаниэль.

Они его видят.

Он их слышит.

Они находят друг друга.

Благодарности