Я сделаю это для тебя

Внутри стен разрушений было ещё больше, чем снаружи. Я так понимала, что ту улицу, по которой мы движемся, расчистили, но что там в боковых улицах — бог его знает. Дома зияли провалами вместо окон и ворот, некоторые ворота были разбиты. И я старалась не думать, что за каждым окном может прятаться противник с ружьём.

Люди на улице вели себя по-разному — кто-то бурно приветствовал, кто-то молча смотрел. Я никак не могла ощутить общее настроение — чего было больше, искренней радости или настороженного молчания. Вообще-то явление Роганов предполагало войну, войну неизвестной длительности, несущую ещё большие разрушения и потери, потому что все знали — Роганы не отступятся.

Правое бедро потихоньку нывшее, начинало уже просто болеть. Краски в глазах меркли, солнце палило слишком сильно. Я отчаянно надеялась, что улыбаюсь достаточно прилично — опыт разного рода торжественных мероприятий дома был. Улыбаемся и машем. Я опасалась махать, чтобы ненароком не нарушить равновесие тела, и просто улыбалась.

Мы миновали круглую площадь, и дальше улица стала немного уже, если раньше по обе стороны от нас троих ехали ещё люди в форме, то теперь — уже нет. Мы трое, Анри в центре, Максимилиан справа, я слева. Топ-топ-топ, цок-цок-цок. Солнце светит, нога болит. Но я же теперь тоже из упёртых Роганов, значит — должна соответствовать.

Сухой треск с противоположной от меня стороны разорвал торжественное пение труб как раз в тот момент, когда я предавалась жалости к себе и страдала, что не знаю, долго ли ещё. Мгновенно встряхнулась, ещё сильнее вцепилась в поводья… Хорошо, лошадь не испугалась. Ни одна лошадь не испугалась, что там. И никто не упал наземь. Стрелок промахнулся? Сработала защита? Кто-то из отряда метнулся вправо, откуда раздался выстрел, и что-то там происходило. Наверное, я потом спрошу, что.

Пока же даже нога перестала болеть — опомнилась, родная. И нет, мы не ускорились ничуточки — так же торжественно и стройно, и непоколебимо. Вперёд.

Всё кончается, и улица тоже закончилась. Стеной, воротами и площадью за ними. И порталом. И привратной башней Лимея. Слава тебе, дорогое мироздание, все целы.

Я позволила снять себя и поставить на землю, но правая нога никак не хотела распрямляться и работать. Я чуть было не ухнула на землю, но Анри заметил, тут же открыл портал и кивнул. Меня подхватили — и внесли в мои покои.

— Госпожа Женевьев, вы целы? — бросилась ко мне Марьюшка.

— Да, вполне, только нога болит. Сейчас разомну её и буду в порядке. Сколько у нас времени?

— До начала торжества? Около часа.

Справимся. Непременно справимся.

22. В кого стреляли

Марьюшка позвала ко мне господина Асканио — потому что Дуня, сказала она, где-то занята, и появится позже. Асканио прихромал, осмотрел меня, велел лечь на спину ровно. С меня сняли платье и отдали почистить и поутюжить, а я легла и закрыла глаза. Кончики пальцев Асканио пробежались по обоим суставам через слои оставшейся одежды, от пальцев струилось тепло. Он живо определил, что не в порядке правый тазобедренный сустав, и принялся что-то с ним делать. Боль утихла, и я провалилась в сон.

Проснулась от громкого звука, услышала, как Марьюшка шипит на кого-то, что нужно тише.

— Мари, я не сплю, — подала голос, вышло как-то тихо.

— Госпожа Женевьев, чудесно. Его высочество уже справлялся о вас.

— Да, я понимаю. Одеваемся и идём, так? Я долго спала? Обед уже начался?

— Нет, обед не начался, ждут, его высочество возвращался в Руанвилль, нужно было наказать ту подлую тварь, что стрелял в вас!

В меня? Вот так новости.

— Ты уверена, что в меня? Не в его высочество?

— Да он признался, рассказали.

— И… что с ним будет?

— Повесили, — пожала плечами Марьюшка. — Смотреть на него, что ли? Или обратно отпускать, чтоб дальше гадости творил?

— И чем же я его обидела? Или… это была Женевьев? — шёпотом уточнила я.

— Он сказал, что всё из-за вас. Что вы затмили разум его величеству Луи, и из-за вас вся жизнь пошла прахом. Неурожаи, налоги, бунты. И что вас правильно сослали, но вы вернулись и теперь морочите голову его высочеству. И что он думал — это сплетни, не мог его высочество Анри взять вас в жёны, а он не просто взял, а ещё и перед всеми вас показывает. И что без вас было бы лучше. И что его высочество зря вас привёз, потому что с вами ему удачи не будет, — всё это она говорила быстро и очень тихо.

Если честно, что-то такое я предполагала. Слишком уж должны были не любить фаворитку предыдущего короля. И явно обвинять во всём — и в том, что правда было, и в том, что близко не ходило и не лежало. Боялась за Анри, и не подозревала, что и за себя тоже нужно бояться.

Так, и что теперь? Я встала на ноги, ноги ощущались совершенно ватными. Пошевелила пальцами, стряхнула каждую ногу по очереди. Если кто-то думал, что я испугалась, заплакала и убежала обратно на край света — он глубоко ошибся. Ничего подобного. Там, под солнцем, у меня слишком болела нога, чтобы думать о чём-то таком. А здесь, когда всё стало понятно — нужно идти вперёд и не оглядываться, раз уже встряпалась.